Родерик Грэм - Мария Стюарт

Елизавета отправила Трокмортона в Шотландию с подробными инструкциями: «Надлежит призвать к согласию между правительницей и лордами, а также провозгласить, что, будучи сестрой-правительницей, их королева не может содержаться в плену или быть лишена монаршего статуса». Послу надлежало также предупредить шотландцев, что «подданным не подобает наказывать своего государя, они могут лишь давать ему советы». В качестве посла Елизаветы Трокмортон получил свободу пожурить Марию за ее ошибки — его положение давало право на подобное оскорбление величества. Елизавета всегда подчеркивала нерушимость прав помазанника Божьего. Шотландцев также предостерегли против союза с Францией.

Трокмортон, которому нельзя не посочувствовать, принимая во внимание возложенную на него задачу, получил также меморандум Сесила: необходимо установить фактические доказательства вины Босуэлла, Мария должна поручить лордам начать судебное разбирательство в его отношении; надо созвать парламент; все земли Босуэлла нужно конфисковать и передать Марии для обеспечения приличного образования принца Якова; вопрос о престолонаследии должен быть «заново подтвержден» — конечно же на условиях Эдинбургского договора; реформистская церковь должна быть официально признана всеми, за исключением «только самой королевы»; наконец, четыре или шесть советников должны регулярно раз в месяц совещаться с ней. Трокмортону не дали никаких инструкций относительно того, каким образом он должен был добиться всего этого от мятежных лордов, однако наставления хорошо согласуются со страстным желанием Сесила установить протестантский режим, действующий в рамках закона. Затем министр добавил к меморандуму постскриптум: латинский текст «Athalia 4 regum, interrempta par Joas Regem». Это — ссылка на Ветхий Завет, где говорится о том, как царица Израильская Гофолия была убита священниками и знатью на четвертом году правления за искоренение «королевского семени Иуды»; она рвала на себе одежды и восклицала: «Измена! Измена!» Царицу сменил юный царь, мальчик Иоас, при котором правили регенты, пока он, повзрослев, сам не занял престол. Итак, Трокмортон должен был соблюдать букву закона, однако, если бы случилось что-то еще, Сесил не стал бы удивляться: ведь существовал библейский прецедент.

Трокмортон, явно в ходе личной беседы, ответил, что согласен с Сесилом: принцу Якову будет лучше жить в Англии, а он сам обеспокоен усиливающимся конфликтом лордов — сторонников Марии и сторонников возможного регентства. Он также добавил, что будет сопровождать французского посла, «чтобы узнать о его инструкциях». Джеймс Мелвилл сообщает о том, какие были образованы коалиции: с одной стороны Мортон, Хьюм, Атолл, Летингтон и сэр Джеймс Балфур — партия короля, а с другой стороны их враги Хэмилтоны и Хантли — партия королевы. «Лорды, которым было отказано в дружбе, собрались в Дамбартоне под предлогом освобождения королевы с оружием в руках… Они бы и не подумали этого делать, если бы были допущены в общество остальных».

Другой причиной, по которой Трокмортон желал держаться поближе к французскому послу, была информация о том, что все еще находившийся во Франции Морей обращался за помощью к кардиналу Лотарингскому и пытался оказать давление на Екатерину Медичи. Достигнув Уэра, что лежит в двадцати милях от Лондона, отправлявший депеши по мере своего продвижения Трокмортон все еще считал освобождение Марии главной «мишенью, по которой нужно стрелять». Из Ферри Бриддж в Йоркшире он написал, что Аргайл, Флеминг, Сетон и Бойд присоединились к Хэмилтонам и Хантли, а замок Дамбартон предоставлен в распоряжение Босуэлла — если тот вернется. В Берике, где, судя по его жалобам, жилье было больше похоже на тюремную камеру, чем на место отдыха, Трокмортон встретил Летингтона. Когда того спросили, на чем стоят лорды, Летингтон улыбнулся, покачал головой и ответил: «Для нас было бы лучше, если бы вы оставили нас в покое, в противном случае плохо будет и нам, и вам; боюсь, что в конце концов так и выйдет». До Трокмортона дошел слух, что Марии предложили убежище во Франции, в аббатстве, которым управляла ее тетка, а принц Яков будет сопровождать ее «во время благочестивого паломничества во Францию», оставив Шотландию под управлением регентского совета. Но поскольку ни французский посол, ни какой-либо другой дипломат не имели доступа к Марии, этот слух явно был абсурдным. Трокмортону не оставалось ничего другого, кроме как «вскочить в седло и отправиться в Эдинбург». Там он получил новое письмо от Елизаветы, предписывавшее ему уверить Марию, что для нее лучше всего отослать принца Якова в Англию, где с ним будут обращаться как с сыном английской королевы, а он «познакомится с ее страной». Трокмортон также быстро усвоил, «что ни один посол или иностранец не должен говорить с Марией до тех пор, пока не арестуют графа Босуэлла». Его доля на самом деле была незавидной.

Тем временем Мария восстанавливалась после сильного потрясения, вызванного пленением. 14 июля Трокмортон сообщал, что при шотландской королеве находились пять или шесть дам и две служанки и что она предавалась всем активным развлечениям, какие только были возможны на острове. Мария все еще могла присматривать за делами своей свиты и дала Трокмортону разрешение прибыть в Эдинбург, хотя на самом деле он уже был там. Вполне возможно, что эта информация не соответствовала действительности, поскольку Трокмортону представили приукрашенную картину жизни Марии в надежде смягчить гнев Елизаветы: при Марии по-прежнему находились только две служанки, прибывшие с ней из Холируда. Однако ее соблазнительное очарование возвращалось к ней. И молодой Рутвен, находясь так близко к несравненной красавице, свалял большого дурака.

Однажды он ворвался в спальню Марии в четыре часа утра, упал на колени и стал умолять ее выйти за него замуж в обмен на организацию ее побега. Это не стало для Марии сюрпризом, ибо Рутвен раньше отправил ей любовное письмо. Поэтому в ту ночь Мария приказала служанке спрятаться за гобеленом и засвидетельствовать происходящее. Можно предположить, что Рутвен предварительно уведомил Марию о своих намерениях, а затем, собравшись с духом — не без помощи алкоголя, — сделал предложение. Мария была на четвертом месяце беременности, все еще замужем за Босуэллом, а ее будущее казалось весьма туманным, но Рутвен был молод и самоуверен. Мария с негодованием отказала ему и сообщила о его поведении леди Дуглас. Рутвена отозвали. Эту историю Мария рассказала Клоду Но во время своего английского плена, поэтому она вполне может быть одной из сказок, какие любят рассказывать стареющие красавицы, с сожалением вспоминающие: «Конечно, все они были влюблены в меня!» — но кажется вполне вероятной, учитывая характер Рутвена.