Родерик Грэм - Мария Стюарт

Однако второе письмо — длинное письмо из Глазго — совсем другое дело. Оно повествует о визите, нанесенном Марией Дарнли в январе 1567 года, перед тем как он поехал в Крейгмиллар, и стиль его варьируется от прозаического: «Я думала, вонь из его рта убьет меня» до влюбленного: «Да простит меня Господь, и да соединит он нас навсегда». Хотя такое разнообразие допустимо для влюбленной корреспондентки, прочие письма Марии обычно коротки и деловиты, насколько это возможно. Документ выглядит как подлинное письмо Марии, «пересыпанное» интерполяциями со страстными признаниями, чтобы создать впечатление ее виновности. Она предстает разочарованной в Дарнли и влюбленной в Босуэлла, но в этом нет свидетельства ни самого прелюбодеяния, ни даже намерения его совершить. Это письмо — явная подделка, причем в качестве связующих звеньев использовались подлинные фрагменты.

За ним следует послание, похожее на настоящее любовное письмо; в нем автор посылает адресату медальон и выражает желание «находиться под вашим покровительством» после грядущей свадьбы. Стиль разительно отличается от обычного стиля писем Марии, кроме того, письмо изобилует сложными грамматическими конструкциями, которых Мария всегда избегала. Это письмо могло быть написано Босуэллу одной из его многочисленных возлюбленных, но безусловно не Марией Стюарт.

За ним идет еще одно признание в вечной любви, в котором содержится так много ошибок в переводе с французского, что его смысл сложно уловить. Много ошибок и во французской грамматике, а паж Бастьен поменял пол и превратился в Бастьену. Это неуклюжее послание выглядит как неудачная попытка взрослого имитировать стиль юной девушки. Возможно, так оно и было.

Пятое письмо, как утверждалось, нашли в бумагах Маргарет Карвуд, и оно представляет собой бесстыдное любовное послание, автор которого стремится к браку. В нем опять появляются длинные сложные предложения влюбленного подростка, и на этот раз автор представляет себя графиней. Поскольку Мария была королевой, а Босуэлл должен был стать королем, утверждение, что это письмо написала Мария, — явная чепуха.

Клерк надписал на шестом письме: «Из Стирлинга незадолго до ее похищения — показывает, что оно было подстроено». Письмо было явно написано другой женщиной, упрекавшей Босуэлла в том, что он был не слишком настойчив: «Вы обещали мне, что все разрешите… Вы так ничего и не сделали». Хантли описан здесь как «Ваш лживый шурин», хотя в то время он и Босуэлл были близкими друзьями. Автор продолжает: «Я не могу выйти за Вас замуж, ведь, будучи женатым, Вы увезли меня», однако похищение невест продолжалось в шотландском Пограничном крае, по крайней мере, до XVIII века, поэтому письмо, вероятнее всего, было написано одной из прежних пассий Босуэлла.

Седьмое письмо, однако, выглядит именно так, как можно ожидать от письма Марии. Если в нем и идет речь о предложенном Босуэллом похищении, преамбула типично коротка: «Что касается времени и места, я вверяю себя Вашему брату и Вам». Босуэллу предписывается «удостовериться в поддержке лордов и быть свободным для брака». Здесь монарх пишет подданному. Последнее письмо было, скорее всего, написано Марией после ее свадьбы, во время поездки Босуэлла в Мелроуз. В нем она впервые говорит о своих страхах перед возможным восстанием дворян.

К восьми письмам прилагались двенадцать стихотворений, которые ошибочно именуют сонетами. Все вместе они образуют неоконченную любовную поэму, написанную чрезвычайно плохо, порой с ошибками в размере. Невозможно поверить, чтобы женщина, воспитанная дю Белле, ученица Ронсара, произвела на свет столь несовершенные вирши. Естественной склонностью Марии было имитировать стиль Возрождения, к которому она привыкла с детства. Важное указание на фальшивку обнаруживается в семнадцатой строке, где автор описывает Шотландию как «мою страну». Мария всегда писала о Шотландии как о «моем королевстве», «этой нашей земле», поскольку всегда относилась к Шотландии с чувством собственности.

Членам комиссии предъявили также два брачных контракта, подписи на которых были подделаны. Подпись Марии была формальной, и ее легко было подделать, поэтому непонятно, почему фальсификаторы не смогли справиться с такой легкой задачей.

Короче говоря, некоторые письма были подлинными, а другие представляли собой письма, некогда присланные Босуэллу другими женщинами и исправленные так, чтобы создалось впечатление, будто они написаны Марией. Даты отсутствуют — по крайней мере, до тех пор, пока письма не попали в руки Мортона, подписей тоже нет.

В 1754 году Уолтер Гудалл опубликовал «Исследование писем, которые, как говорят, были написаны Марией, королевой Шотландской, Джеймсу, графу Босуэллу», в котором утверждал, что письма являются фальшивками. В 1849 году адвокат Джон Косак был более осторожным: «Если внешние заключения скорее в пользу подлинности писем, то внутренние исследования указывают на то, что письма фальшивые».

Остаются два вопроса: кто выполнил подделки и почему члены английской комиссии приняли их так серьезно? Когда Мортон нашел ларец, то очень надеялся, что обнаружил компрометирующие документы, но письма не были в достаточной степени уличающими. Мария, конечно, признавалась в том, что предпочитает Босуэлла Дарнли, и могло возникнуть впечатление, что она дала согласие на собственное похищение, но все эти допущения необходимо было усилить. Более того, как только было принято решение иметь дело с копиями, а не с оригиналами, вся корреспонденция Босуэлла оказалась в руках Летингтона, который, как было известно, умел подделывать почерк королевы. Членам комиссии же было сказано, что им показывают «секретные» документы, которые имели решающее значение, и с этого момента все были только рады поверить им. Письма предоставляли свидетельства женской страсти, отвратительной для морали знати. Здесь были доказательства того, что Мария сопровождала Дарнли в Эдинбург, но не было ни одного доказательства, что она знала: там его убьют. В написанных по-французски стихах усматривали доказательства неконтролируемой похоти, хотя маловероятно, что хоть кто-нибудь их вообще читал. Всего этого оказалось достаточно, чтобы члены комиссии передали дело на рассмотрение высшей инстанции.

Убедительным доказательством соучастия Марии стал бы текст Крейгмилларского соглашения, — хотя она сама его и не подписывала, — но, поскольку оно компрометировало большую часть знати, все его копии были сожжены, но и без него было достаточно «улик».

Члены английской комиссии также получили перевод «Книги статей», составленной Бьюкененом. Она представляла собой компиляцию «улик», содержавшихся в «письмах из ларца», сведений, предоставленных Ленноксом, а также сумму аргументов «Обвинения» самого Бьюкенена. Теперь Марию и Босуэлла обвиняли в неудачной попытке отравить Дарнли на пути из Глазго. Увидев все это, Норфолк сделал то, что делают все хорошие чиновники, столкнувшиеся с необходимостью принять трудное решение: он предоставил право решать вышестоящей инстанции — написал длинное письмо Елизавете и спросил ее приказа. Понимая, что он вряд ли получит его, Норфолк также написал Сесилу, сообщая ему о письмах, а также о том, что они послужат окончательному осуждению Марии — если, конечно, им верить — или же полностью ее оправдают — если их сочтут фальшивкой.