Александр Боханов - Царь Алексей Михайлович

Совершенно точно заметил один из исследователей, что «известный всему Московскому государству мягкий христианский характер Царя Алексея Михайловича, конечно, всего более воспрепятствовал Никону стяжать славу второго Златоуста» [190] Терновский Ф.А. Изучение Византийской истории. Вып. 1. Киев 1867. С. 55. .

И последнее, что уместно в этой связи заметить. Никон в зрелые лета в земном мире, в мире людей никогда и никого не любил . Не сохранилось ни одного свидетельства, говорящего об обратном. Его любили, почитали, перед ним преклонялись, но он не то что не испытывал любви, но даже и особого уважения к человеку не выказывал. Историк С.Ф. Платонов обоснованно назвал Никона «энергичной, но черствой натурой» [191] Платонов С.Ф. Русская история. М., 1996. С. 204. .

Когда он вошел в большую силу, то мог походя обидеть, оскорбить, унизить, а то и наказать самым строгим образом вплоть до бессрочного заточения в подземелье за самый невинный поступок, казавшийся ему актом «неповиновения». Нельзя не согласиться с его другом, ставшим одним из самых ярых обличителей поведения Патриарха Иоанном Нероновым, когда тот писал: «Какая тебе честь (т. е. Никону), что ты страшен всякому. Кто ты? Зверь лютый (т. е. тигр), или медведь, или рысь? Дал тебе благочестивый Государь волю, и ты, зазнавшись, творишь всякие поругания, а ему, Государю, сказываешь: я-де делаю по Евангелию и отеческим преданиям» [192] Карташев А.В. История Русской Церкви. М., 2004. С. 583. .

Никогда Никон не переменял своих решений, не прощал своих «врагов» и не признавал собственной неправоты. Он самым милостивым образом относился к льстецам, хотя, как человек умный, не мог не понимать порочности лести. Очевидно, оскорбления, унижения, «скорби», пережитые Никоном в детстве и молодости, развили в шестом Патриархе какое-то поразительное самомнение. Это был своего рода приступ католической папской «непогрешимости» на русской почве; вещь совершенно недопустимая в истории Православия. Как образно и вполне обосновано выразился известный историк и философ Ю.Ф. Самарин (1819–1876), «за великою тенью Никона затаился призрак папизма» [193] Самарин Ю.Ф. Стефан Яворский и Феофан Прокопович// Ю.Ф. Самарин. Избранные произведения. М., 1996. С. 211. .

«Бурная и опрометчивая натура» Никона (выражение Г.В. Флоровского) требовала решительных действий; он всегда стремился идти «прямо и несгибаемо», по той дороге, которая ему казалась верной. Его стремление огречить Русскую Церковь во всем ее быту и укладе как можно быстрее не могло не вызвать реакцию отторжения всех и вся. В итоге он оказался в полном одиночестве и был повержен со всех своих общественных высот. Это была человеческая трагедия Никона, которая в известном смысле стала и трагедией России…

Никон в роли настоятеля Новоспасской обители стал влиятельным и популярным. Царь смотрел на него глазами влюбленного отрока; речи Никона о несчастьях, нестроениях и беспорядках русской жизни падали на благодатную почву в царской душе. Алексей Михайлович мечтал все в стране «благоустроить», привести в порядок и всегда старался делать для этого все, что возможно. Никон знал темные стороны действительности как никто и смело говорил о них и в кругу собеседников из числа «ревнителей», и с глазу на глаз с Царем. Смелость речей и нелукавость мыслей подкупали и располагали к Новоспасскому игумену.

Когда Новгородский Митрополит Аффоний по старческой немощи отказался в январе 1649 года от своей кафедры и отошел на покой, то по желанию Царя на эту высшую после патриаршей кафедру был назначен Новоспасский архимандрит Никон. 11 марта того года в Успенском соборе Московского Кремля Никон был посвящен в Митрополиты святейшим Патриархом Московским и все Руси Иосифом. В это время в Москве находился Иерусалимский Патриарх Паисий, который уже знал и высоко ценил Никона. В письме на имя Государя Патриарх свидетельствовал: «Находясь в прошедшие дни у Вашей милости, я говорил с преподобным архимандритом Спасским Никоном, и полюбилась мне его беседа. Он муж благоговейный, и досужий, и преданный Вашему Царскому Величеству. Прошу, да будет он иметь свободу приходить к нам для собеседований на досуге, без запрещения Вашего Величества».

После поставления Никона на Новгородскую кафедру, Паисий в самых восторженных выражениях одобрял подобный выбор. «Прославляю благодать Божию, которую просветил Вас Дух Святой, чтобы избрать и возвести на святой престол Митрополии Новгородской такого честного мужа и преподобного священноинока господина архимандрита Никона. Он достоин утверждать Церковь Христову и пасти Христовы овцы» [194] Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 362. .

Насколько известно, именно Паисий в беседах с Никоном «зазирал его» за «разные церковные вины» и, в том числе, за неправильное двуперстное крестное знамение, настаивая на троеперстии [195] Протоиерей Лев Лебедев. Указ. соч. С. 81. . Позже этот обрядовый пункт стал доминантным в споре «староверов» и «нововеров». Именно Паисий явился в этом деле тем авторитетом, сторону которого безропотно принял Никон.

Никон демонстрировал такой пиетет перед заезжими греками, что с их стороны вызывало неизменно душевное расположение к иерарху Русской Церкви. Патриарх Паисий, покинув Русь, отправил туда своего доверенного человека — Митрополита Назаретского Гавриила, специально «для убеждения» Никона, потом прибыли из Константинополя и Иерусалима и другие уполномоченные. После поражения греков в «прениях о Вере» со старцем Арсением, задача «просвещения» русских, намерение сделать себя наставниками и судьями русских порядков, делалось для греческого клира не только желанной, но и возможной. Никон, да и Царь Алексей Михайлович, смотрели на греческих посланцев, как на носителей «правильной традиции веры».

Никон слишком открыто и явно демонстрировал свое «восхищение» и «умиление» от речей греков. Беда его состояла в том, что у него не было собственных идей; все, что он вводил, устанавливал, отменял, запрещал — делалось с «чужого голоса». Как очень верно заметил один из исследователей, Никон «был деятелем, но не был творцом» [196] Протоиерей Георгий Флоровский. Указ. соч. С. 63. .

В литературе всегда оставался безответным вопрос: как Никон постигал «Богомудрие греков», особенно: как он с греками лично общался? Никон не знал ни «нового», ни «старого» греческого языка, хотя и желал их постичь. Сохранились даже указания на то, что он молил Всевышнего даровать ему знание греческого языка, но таковой милости даровано не было.

Конечно, всегда существовали на Руси какие-то толмачи (переводчики), большей частью из числа осевших на Руси греков. Но, во-первых, некоторые из них были весьма слабыми в русском языке, а некоторые и людьми явно авантюрного склада натуры, думавшие только о личном «прокорме» и собственном «прибытке». От подобных «передатчиков» чужих слов добросовестности в переводе, тем более устной беседы, ждать особенно не приходилось. Во-вторых, духовная проблематика вообще вещь чрезвычайно высокая и тонкая; здесь важен всякий нюанс, оттенки, акценты, которые мог передавать только блестяще богословски образованный человек, в совершенстве владеющий обоими языками. Но таковых были единицы…