Уинсли Кларксон - Стинг. Тайны жизни Гордона Самнера

«К тому времени, когда пришла пора фотографироваться, мы были в ужасном состоянии, — объясняет гордый Стинг. — И когда я попросил его полизать мои ботинки, он тут же упал вниз», — вспоминал он несколькими месяцами позже в связи с фотографией, на которой запечатлен Гелдоф как раз за этим занятием.

Однако дружба Стинга и Гелдофа была чем-то совершенно уникальным в изменчивом мире рок-звезд. Стинг восхищался «чистым» подходом Гелдофа к жизни и завидовал его способности говорить без запретов о любом предмете.

Карьера Гелдофа никогда не достигала тех высот, что карьера Стинга, и он это знал. Его достойные восхищения усилия от имени «Живой Помощи» по спасению голодающих в Африке, возможно, навредили его музыкальной карьере, как ничто другое.

На протяжении панк-эры в конце семидесятых годов, как Стинг, так и Гелдоф, вряд ли рассматривались как нечто более значительное, чем пара «прокаженных», прыгающих из одного автофургона в другой. Стинг в конце концов вышел из джаза, а группа Гелдофа «The Boomtown Rats» существовала на границе между роком пабов и стилем «R&В».

Гелдоф никогда не смотрел на себя как на действительно знаменитую рок-звезду. Он признавался: «Моё творчество незначительно». Затем он обратился к Стингу в добродушном выпаде, который только Гелдоф мог себе позволить, когда Стинг спросил его, сексуален ли он (Стинг): «Нет, ты выглядишь как задница, но ты работаешь над своим телом из-за некоторого нарциссизма или тщеславия. Хотел бы я тоже быть таким озабоченным этими упражнениями, потому что мне это надо».

Затем Стинг раскрыл смелые подробности о своей недавно обретенной любви к тантрическому сексу. Гелдоф был потрясен: «Что за удовольствие в этом, черт возьми? Почему бы просто не кончить? Я люблю завершить все как можно быстрее! Десять секунд — это приблизительно мой максимум».

Разговор между ними становился все более основательным.

Стинг: «Но это же как будто ногу перебросить».

Гелдоф: «А что, собственно, в этом плохого?»

Стинг: «А почему бы не продлить это? В йоге секс — это духовная концентрация энергии».

Гелдоф был очень удивлен и продолжал спрашивать Стинга, когда же он в действительности решает прекратить заниматься любовью: «Так значит ты просто тянешь это в течение часов? Это немного скучновато для твоей подружки? Она что, тоже не кончает?»

Стинг парировал: «Не в этом дело. Мы все почему-то решили, что суть секса в оргазме и эякуляции. Я не считаю, что это правильное отношение». Он утверждал, что теперь он получает большее удовольствие от секса, чем до того, как занялся тантрическим сексом.

Затем разговор как-то повернулся вокруг того, не рассматривал ли Стинг возможность заняться сексом со своей женой Труди и еще какой-нибудь женщиной. Было трудно сказать, шутят оба певца или нет.

Но Стинг настаивал. «Да. Она серьезна. А Паола что, против? С тобой и мной..»

Даже Гелдоф потерял дар речи. «Что? Вчетвером, со мной и Паолой? Она бы не захотела с тобой». Это было ироничное замечание по поводу давнего интереса Паолы к Стингу и ее будущего решения оставить Гелдофа.

Стинг продолжал: «А ты об этом не фантазируешь? Я думаю, что Боб Гелдоф тайно хочет поиметь со мной секс».

Гелдоф: «Отвяжись».

Репортер журнала «Q» затем спросил Стинга и Гелдофа, будут ли они готовы понаблюдать, как с их женами сексом займется он (репортер), или согласились бы они поиметь гомосексуальные отношения с железным Майком Тайсоном.

Стинг был непреклонен: «Я бы предпочёл наблюдать, как он занимается любовью с женой. Я дал бы ему несколько указаний. Думаю, не хотел бы он это проделывать!»

Гелдоф: «Я бы не хотел видеть его с женой, потому что, я думаю, он такой отвратительный в этом деле. Если мой шанс в том, чтобы унести задницу от железного Майка Тайсона, то я бы лучше воспользовался той возможностью, потому что он был бы заинтересован».

Как можно догадываться, оказывается, у Стинга и Гелдофа были совсем земные отношения.

К лету 1993 года Труди дала друзьям понять, что брак со Стингом впервые дал ей почувствовать полную безопасность за все время их долгих отношений.

У пары даже вошло в привычку регулярно сидеть на ступеньках центрального входа в их огромный дом в Уолтшире так, как они оба делали, когда росли в своих крошечных домах, расположенных посреди улицы — у родителей.

До нынешнего времени Стинг никогда не разговаривает во время еды. «Как все парни с севера, — объясняет Труди. — Его научили молчать и есть свой обед».

Труди беспокоится о том влиянии, которое оказывает все это огромное богатство на их детей, которые никогда не знали иной жизни. «Когда моей дочери было пять лет, она гостила у моего отца в доме, там, где я выросла. Когда она вернулась, она сказала: «Правда, дедушкин домик маленький. Он как домик для куклы». Я была потрясена. Я не хочу, чтобы она так говорила. Я хочу показать своим детям, что за пределами их сада существует другой мир».

На следующее лето Стинг устроил свадьбу своей сестре Аните в Лейк-Хаусе. Она была, безусловно, намного скромнее, чем его собственная церемония, но это было прекрасным жестом, особенно потому, что он даже настаивал на том, чтобы увезти туда невесту, так как их отца уже не было в живых.

А в Бразилии все так же критиковали Стинга и его кампанию по спасению тропических лесов. Объясняет Гильда Матосо: «Стингу здесь стало не очень-то комфортно из-за прохладного отношения жителей и властей. Совершенно не было возможности собрать стадион, как мы делали это ранее на стадионе Макао, рассчитанном на сто тысяч человек, в 1987 году».

Гильда признает, что вся эта история с тропическими лесами до определенной степени отразилась на Стинге. Но она продолжает: «Ничто не могло помешать Стингу обожать Бразилию. Стинг ничто так не любит, как пробежаться по пляжу Копакобана, поесть макароны с морскими продуктами в «Сатирико» (его любимом ресторане в Ипанеме) и потренироваться в «Палас Отеле Копакобана». Он говорит, что будет приезжать сюда до конца своей жизни».

Приблизительно в это же время старший сын Стинга, Джо, сопровождал его в Бразилию, прежде чем отправиться в колледж в Бостоне. Понять Джо оказалось еще более сложным делом, чем попытаться совладать с его отцом.

Гильда Матосо описывает подростка как «очень странного». Она говорит: «Его волосы были наполовину черные, а наполовину белые, и один ноготь он красил в черный цвет. Он был очень спокойным, но, очевидно, он чувствовал, что находится под страшным внутренним давлением, потому что он — сын Стинга».

Другой из друзей говорил: «Джо было очень трудно примириться со славой отца, как только он перешагнул порог тринадцатилетия, но, пройдя все трудности, Стинг остался невероятно преданным и любящим по отношению к Джо».