Николай Кононов - Бог без машины: Истории 20 сумасшедших, сделавших в России бизнес с нуля

Каждую среду Козовой разбирал со свободными от работы мастерами несчастные случаи. Заставлял работников проходить квалификационные экзамены. Подчинились не все. Редкий случай — шахтеры подали на хозяина иск в Страсбургский суд.

Так или иначе, число несчастных случаев на «Распаде» по сравнению с советским временем сократилось в шесть раз. Сергей Подображин, эксперт Ростехнадзора, подтвердил, что «Распадская» больше других заботится о безопасности: «Мы иногда говорим ему: “Гена, у тебя на таком-то участке горит” или “Ты не соблюдаешь правила” — и ругаемся по этому поводу. Но я знаю, что он единственный собственник, который досконально знает свои шахты и модернизирует их. В глазах у него не только жажда прибыли».

Я проверил версию о стволах на «Ульяновской», и слова Козового подтвердили все — и Ростехнадзор, и инженеры, и другие эксперты. Еще до трагедии директора кузбасских шахт обсуждали на совещании, что аварий можно избежать одним способом — бить стволы, а не надеяться на датчики. Однако их мнение не поддержали собственники, отказавшиеся вкладывать миллиарды в долгосрочные программы безопасности. Таков был ответ на вопрос «Почему шахты взрываются».

Расследование достигло цели, но что-то подталкивало задержаться на «Распаде». Хотелось посмотреть, как устроена самая эффективная угольная компания в мире.

Козовой собирался инспектировать шахту и предложил перед отьездом пообедать. За столом он рассказывал, как накануне визита Путина на «Распад» явилась Федеральная служба охраны и схватилась за голову: «У вас вокруг лес, все прочесывать придется». Потом извинился, что зевает — не выспался, во дворе выпивала и орала какая-то компания.

Свернули на детей — сын Артем в Москве, финансист. «Вам хотелось бы, чтобы он продолжил ваш бизнес?» — «Он выбрал свой путь», — вертя в руках стакан с компотом, ответил Козовой и посмотрел куда-то в сторону.

Впервые за день я вспомнил, что передо мной миллиардер. Когда он вытряхивал из стакана вишни, я спросил: «Возьмите нас в шахту, фотограф снимет красивые кадры, а я пощупаю, о чем пишу».

Мы прошли инструктаж, взяли сапоги и комбинезон и спустились в раздевалку. Козовой обматывал ноги портянками и дискутировал с начальником участка, который предстояло инспектировать. Женщина из крошечного окна протянула фонари и комплекты безопасности — маску и запас кислорода.

Клеть, рассчитанная на несколько десятков человек, провалилась в ствол, и вверх понеслись кайнозой, мезозой, палеозой. Мы вышли на –500. Тоннель напоминал метро, только с низкими сводами и узкой колеей. Пройдя по рельсам полкилометра, повернули в боковой штрек, потом в сбойку между лавами.

До выработок оставалось несколько километров. Нас ждал приземистый грузовик с поручнями. Ехали молча — трясло так, что клацали зубы. Своды были обметаны измельченным известняком, нейтрализующим при взрыве угольную пыль.

Тоннель сужался. Козовой с мастером вылезли из грузовика у разветвления лавы. По узкому штреку бежал конвейер с рудой, где-то вдалеке шипел и гремел комбайн. «Идем справа, смотрим под ноги, строго за мной, — прокричал Козовой. — Видите воздух?» Я поднял руку и почувствовал холодный поток. Козовой показал датчик газа — 0,8 процента. «Самое опасное — между единицей и пятью — а если восемь там, или девять, не рванет, газ уже тяжел».

Узкая тропинка вилась между стеной и конвейером. Приходилось танцевать с одного куска руды на другой. Затормозили у электроподстанции, на которой что-то налаживал дылда. Козовой о чем-то с ним переговорил. Дылда залез на агрегат и оттуда продолжил кричать, объясняя какие-то показания дисплея. Козовой тоже ему что-то проорал.

Мы свернули в штрек, где громыхал комбайн. Метрах в ста в породу врезали нишу для пульта управления, в котором копался хмурый мужик. «Кто такие?» — крикнул он Козовому после приветствия. Козовой ответил. Он что-то кратко спросил у хмурого, выслушал ответ. Они ненадолго поспорили, а затем Козовой сказал: «Ладно, мы пошли, заходи после смены, обсудим». Тот поднял, прощаясь, руку.

Комбайн ездил взад и вперед, срезая гигантской циркулярной пилой породу. В забое висела пыль, здесь трудились иссиня черные шахтеры. Через две минуты мы стали такими же.

Проверили метан — 0,9. Штрек сузился, и мастер, шедший впереди, замедлил ход. Пару раз он зацепился за куски породы. Козовой схватил его за рукав, поправил спаскомплект, оба заржали как кони, и мы двинули дальше.

Трясясь в грузовике под горнорудный джаз в исполнении двигателя, комбайна и вентиляционных труб, я включил скепсис. Допустим, люди принимали Козового как равного, потому что такова культура — шахтеры независимы. Стука их касок испугался Егор Гайдар и выплатил долги по зарплате.

Но насколько спокойны были все, кого мы встретили, хотя до сих пор иски недовольных рассматривались в Страсбургском суде, а денег на «Распаде» платили не сильно выше среднего по отрасли — и при этом все знали, что Козовой миллиардер.

Грузовик выкинул нас у резиновой ленты, едущей вверх по лаве. Первым на ленту лег мастер, за ним Козовой, потом мы. Мимо понеслись низкие своды. Впервые придавило ощущение, что мы в глубочайшем подземелье. После ночного самолета ужасно хотелось спать. Миллиардер, кажется, заснул.

Глаза не отмылись. Козовой убежал из душевой первым — его ждали на совещании. Когда мы вышли, увидели рай глазами шахтера — местный буфет, на вид городская кофейня с разнообразным меню.

На улице похолодало. Последний автобус ушел, и мы ждали такси. Хребет Хамар-Дабан окрасился в охру.

Подкатили два джипа. Из первого вышел водитель, похожий на шофера междугороднего автобуса. У второго возник человек, встреть которого в Сочи, я бы ни за что не сел с ним играть в преферанс. Белые клеши, белая же отутюженная кепка, рубаха с короткими рукавами и цигарка в углу рта — вот как выглядела эта совершенно не кузбасского вида личность. Шоферы поплевали на тротуар, постучали ногою по колесу и о чем-то заговорили.

Еще через пять минут в дверях шахтоуправления нарисовался Козовой в белой рубахе и серых брюках. Он спорил на ходу с господином, одетым с лоском: клубная куртка, ковбойка, джинсы.

Когда спорщики дошли до джипов, стало очевидно, кто к какому водителю пойдет. Козовой отправился к междугороднику, человек в куртке — к сочинцу. Я сообразил, что пижон — Вагин, второй владелец «Распада», и поспешил знакомиться.

Джип петлял по серпантину, а Вагин рассказывал, как рекламировали перед инвесторами свои акции накануне IPO. Еще рассказывал, что они с Козовым отдыхают у Белого моря, ловят рыбу на Варзуге.

Я думал о том, что образ строителя великой компании неплохо исследован. Строитель скромен, фанатичен, сконцентрирован на продукте (услуге), умеет смотреть за угол, определяя, что захочет человечество через десять лет, безошибочно селекционирует таланты, семьянин, по вечерам играет на банджо, сидя на крыльце. Тихий требовательный пророк с непоколебимыми ценностями.