Петр Астахов - Зигзаги судьбы. Из жизни советского военнопленного и советского зэка

Зигрид, зная, что Костя поет, попросила его спеть. Он отказался, понимая, что рядом живут немцы: зачем «наводить тень на плетень»?

— Передайте Павлу, — сказал, прощаясь, Крупович, — если меня здесь не задержат чрезвычайные обстоятельства, через месяц я приеду на Reichenau.

Ленц взяла приготовленные для Павла шерстяной шарф и вязаные перчатки и, завернув, передала нам.

— Там колодно, уше зима, так будет льючше.

Мы стали прощаться. Что-то доброе исходило от этой девушки, и хотелось, чтобы сегодняшняя встреча не стала последней.

Назавтра мы получили удостоверения, свидетельствующие о принадлежности к лагерю Восточного министерства, и направления для производства строительных работ на Reichenau. Эти бумаги позволили нам без особых сложностей переехать территорию Германии и получить право на проживание в пограничной зоне. Близость Павла к Зигрид способствовала такому оперативному оформлению документов, а период сумятицы и неразберихи эвакуации сопутствовали ему.

Получая бумаги, я задавал себе вопрос: «А не похож ли наш отъезд на Reichenau на что-то, заранее спланированное администрацией лагеря Вустрау для перехода группы в Швейцарию?» Уж больно просто и быстро разрешились все транспортные и организационные вопросы и оформление документов. Может быть, за нашей спиной какой-то заговор, а мы ничего не знали?

Эта версия однако была опровергнута жизнью.

Следствие тоже пыталось усмотреть в нашем переходе границы какое-то специальное задание немцев, но состыковать все показания участников побега в единое целое не смогло, и предположение это лопнуло.

Вокзал Anhalterbahnhof, с которого начиналась наша дорога, представлял в ту пору растревоженный муравейник. Граждане Берлина эвакуировались на юг, к границам Австрии и Баварии. На перроне — сутолока, пассажиры с багажом. Я с удивлением наблюдал, как обычно дисциплинированные, но ставшие нетерпеливыми немцы, теперь поддавшись общему ажиотажу, передавали чемоданы в окна вагонов. И подумал: «Как у нас!»

Мы добрались до своего купе. Там уже находились пассажиры — пожилые муж с женой. Выяснилось, что едут они в Штутгарт, к родственникам.

Дорога через Лейпциг, Нюрнберг и Штутгарт. Констанц — конечный и пограничный пункт: оттуда поезда шли обратно.

Купе без спальных полок; две мягкие нижние предназначены для четырех пассажиров. Когда мы решили поесть и предложили угоститься попутчикам, они были смущены: существующие традиции исключают такое гостеприимство, тем более в военное время, когда население пользуется карточками.

От еды они с благодарностью отказались, а мы после легкого ужина устроились поудобнее и решили подремать. Сквозь дрему приходили мысли о грядущей жизни. «Что же такое Reichenau, каковы реалии, сможем ли мы совершить то, что задумали, ради чего совершается этот переезд?» Подремали и заснули… Мерно и мирно постукивали колеса. Уже перестали доходить до сознания разговоры соседей. В купе было тихо и тепло.

Проснулся я от яркого света и снега за окном. Вероятно, мы долго спали и проехали большое расстояние.

Состав поднимался все медленнее, наконец, поезд остановился, послышались свист и шипение паровоза, испускающего пар, и все смолкло. Мы стояли где-то в горах. Было много снега, а он все падал и падал, укрывая поверхность чистым покровом.

Потом был день и снова ночь. После суточной дороги и проводов соседей в Штутгарте, последнего крупного города на юго-западе Германии, поездка приближалась к завершению, мы подъезжали к границам Швейцарии. На пограничную станцию приехали после полуночи.

Все ночное время в вагонах не было света, ехали в темноте, соблюдали светомаскировку. А тут, в Констанце, на перроне вокзала, электрический свет, чистые окна. Пассажиры стали покидать вагоны, и пустынный до этого перрон ожил. Несколько служащих, вышедших из служебных помещений, поеживались от холода зимней ночи.

Перрон был чист, сух, без каких-либо намеков на снег — он остался за Штутгартом. Под навесом, в одиночестве, несколько автоматов для газет, спичек, какой-то мелочи в упаковке.

Свет на станции и четкая надпись Konstanz напоминали о жизни другой страны, она совсем рядом, «рукой подать», там течет иная жизнь, где люди вот уже несколько столетий не знают фронта, плена, страданий войны.

В станционном зале, с большим трудом разбирая местный диалект, я навел справки о дальнейшем следовании на Reichenau. Отыскав автобусную остановку, узнал, что первый автобус уходит ранним утром, и мы можем пройти в зал ожидания.

Reichenau был когда-то островом. Жители заняты сельским хозяйством, садоводством и рыбной ловлей. Очутившись на нем, мы так и не почувствовали его островного положения, так как широкая насыпь длиною в два-три километра соединила Констанц с островом.

Я не знаю точных размеров острова, могу лишь примерно представить. Длина не более 5 км, а ширина — 3–4 км, таким образом, площадь его равна 15–20 кв. км. Он был разбит на три части — нижнюю, среднюю и верхнюю.

Южная оконечность его была обращена к Швейцарии, и она хорошо охранялась пограничниками. Прожекторные установки могли прощупать не только берег, но и поверхность озера. Между восточным берегом озера и сушей — плавучий пост с охраной, с целью упредить попытки перебежчиков со стороны слабо охраняемого участка острова. На главной погранзаставе — быстроходные катера оперативного действия.

Итак, охранялся остров хорошо, и осуществить групповой побег будет совсем непросто.

По адресу, который был у нас, нужно было добираться в нижнюю, самую дальнюю часть острова.

Когда мы садились в автобус, никто не проверял наших паспортов. Через несколько сот метров автобус остановился у закрытого шлагбаума — это был первый пограничный пост, где и потребовали документы.

Наши удостоверения не вызвали никаких вопросов, их вернули, а автобус беспрепятственно двинулся дальше.

Так проехали две ближние части Reichenau — Ober и Mittel zel, оставляя на каждом по несколько человек и, наконец, добрались до последней остановки, где все сходили.

Nieder zel — наиболее заселенная часть острова, была плотно застроена. Hotel, маленькая гостиница, Kloster — женский монастырь, а рядом с ним Дом престарелых (Altersheim), где жили Павел и Августин.

Вокруг домики и небольшие постройки жителей с садовыми и огородными участками, сбегающими к берегу, рыболовецкие хижины (Huette), множество перевернутых, прикованных к стоякам лодок. Зимой лодки обычно убирали подальше от берега, а весла прятались в рыбацкие лощения. Лов начинался с путиной, и тогда на берегу все входило в движение.

В нижней части острова, рядом с высокой белокаменной кирхой Св. Петра и Павла, сиротливо расположилось заброшенное строение брата Ленц, которое почему-то называлось громко «виллой». Этот домик на «курьих ножках» скорее напоминал жалкий сарай. От «виллы» до берега было совсем недалеко. Слева — кирха, справа — домик фишмастера (рыбака).