Александр Боханов - Борис Годунов

Годунов венчался на Царство с особой торжественностью; впервые в истории в чине коронования принимал участие Патриарх. Во время совершения обряда Патриарх Иов подал Царю, кроме обычных регалий, державу, произнеся: «Яко убо сие яблоко прими в руки свои державные, так и держи и все царствия, данные тебе от Бога, соблюдай их от врагов внешних.

День этот ознаменовался невиданными милостями. Кроме пожалования высших чинов, служилым лицам было выдано двойное жалованье; купцам дано право беспошлинной торговли на два года; земледельцы были освобождены на год от податей; заключенные получили свободу и вспомоществование; вдовам и сиротам розданы деньги и провиант; новгородцам пожалована грамота об уничтожении у них кабаков и отмене кабацких денежных сборов и оброка с их дворов и лавок и разрешена свободная торговля «с Литвой и немцами»; карелы были освобождены на десять лет от уплаты податей, пошлин и оброков, а все инородцы избавлены на год от ясака^^^.

Милости были невиданные, радость была немыслимая; иначе как «благодетелем», «отцом родным милостивым» Бориса Годунова и не называли. Даже Н. М. Карамзин, не воспринимавший Годунова иначе как «лицемером», «злодеем» и «преступником», вынужден был признать, что «никакое царское венчание в России не действовало сильнее Борисова на воображение и чувства людей »^^^.

После чина венчания Царь «говорил слово », где содержались очень важные обязательства, которые ни до, ни после Годунова на себя из Венценосцев никто не брал. О том, как это выглядело, поведал келарь Троице-Сергиева монастыря (с 1608 года), известный русский книжник первой четверти ХVII века Авраамий Палицын (ок.1550–1626). В буквальном варианте царские слова звучали следующим образом: «Се, отче великий Патриарх Иов, Бог свидетель сему, никто же убо будет в моём царствии нищ и беден! И труся верх срачицы (сорочки. — А.Б,) на себе рече: “И сию последнюю разделю со всеми” »^^^.

Если к этим слова прибавить и царское обязательство никого не казнить, то трудно вообразить, какой восторженный энтузиазм охватил присутствующих. Своды Успенского собора огласились радостными криками, многие рыдали от умиления.

Упомянутый Авраамий принадлежал к числу недругов Годунова. Он происходил из старинной служилой дворянской семьи, сам в качестве воеводы состоял на царской службе, но в 1588 году, по не вполне понятной причине, подвергся опале и был сослан в Соловецкий монастырь, где и принял постриг. Так вот, даже «обиженный» Авраамий признавал, что «Царь Борис о всяком благочестии и о исправлении всех нужных Царству вещей зело печащеся; по слову же своему о бедных и о нищих крепче промысляще, и милость от него к таковым велика бываше; злых же людей люте изгубляше». И общий вывод монаха не поддаётся двусмысленной интерпретации: «И таковых ради строений всенародных всем любезен бысть»^^*.

Не менее высокую оценку государственной деятельности Годунова можно встретить на страницах ещё одного недоброжелателя, апологета Лжедмитрия, французского наёмника Жака Маржерета, приехавшего в 1601 году служить Царю Борису и сразу же удостоенного чести командовать кавалерийским отрядом. «Справедливо, — писал наёмник, — что в его время страна не терпела бедствия, что он обогатил казну, не говоря уже о городах и крепостях, которые он построил, что он заключил дружбу со всеми соседями.

Полный титул Царя Бориса Фёдоровича после коронования звучал следующим образом: «Божией милостью. Государь Царь и Великий Князь Борис Фёдорович всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский, Великий Князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных. Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Лифляндский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и Обладатель всея Сибирская земли и великие реки Оби и Северные страны Победитель, и Государь Иверские земли Грузинских Царей и Кабардинские земли Черкасских и Горских Князей и иных многих Государств Государь и обладатель в повседневной жизни и в текущей переписке использовалась более лапидарная форма титулатуры: «Божией милостью, мы Великий Государь Царь и Великий Князь Борис Фёдорович всея Руси Самодержец».

Как и ранее, так и после воцарения перед Борисом Годуновым существовала проблема урегулирования отношений с соседями. После замирения со Швецией и Крымом перед Россией стояла насущная задача надолго урегулировать свои отношения с польско-литовским государством — Речью Посполитой. В XVI веке Русь вела три войны со Швецией, войну с Ливонией и семь войн с Литвой и Польшей, а затем с объединённой Речью Посполитой! Самой затяжной и кровопролитной была Ливонская война 1558–1583 годов, стоившая России огромных жертв и потери выхода к Балтийскому морю. А ещё была почти ежегодная борьба с Крымом. В общей сложности за весь тот бурный век наберётся не более трёх десятков лет, когда Россия не воевала. Естественно, что это самым негативным образом отражалось на хозяйственной жизни страны, на благополучии населения.

Борис Годунов, который был противником военных кампаний, был уверен, что умиротворение отношений с соседями — жизненно важная потребность. Однако на западном направлении внешнеполитической деятельности существовало немало препятствий и главное — нежелание «ясновельможных панов» идти на мир с Московией. Дело не сводилось только к стратегическим соображениям и территориальным претензиям. Вопрос был куда шире и значимее. Бесконечные польско-литовские агрессивные действия против Руси вызывались далеко не в последнюю очередь непреодолимыми конфессионально-идеологическими противоречиями.

Как преданные «сыны кафедры Святого Петра », то есть римских пап, поляки воспринимали себя носителями «священной миссии» Католичества. Их борьба с русскими объяснялась и обосновывалась «священной» миссией сокрушения «еретиков» и «схизматиков», каковыми они считали православных. Уничтожение Православия — главная цель, высшее устремление, а потому было так трудно изыскать компромисс, найти обоюдноприемлемое соглашение.

Потому, не сумев сокрушить Московию силой, в Польше с таким энтузиазмом ухватились за необычный и грандиозный «идеологический проект», название которому — «Лжедмитрий ». Конечно, сама идея родилась на Руси, она экстракт боярских умышлений, но получила развитие, вызрела она именно в Польше. В качестве образца «польского изделия», каковым и являлся Лжедмитрий, уместно привести выдержку из записок секретаря Польского Короля Сигизмунда IIΙ Алессандро Чилли, описавшего встречу самозванца с папским нунцием (представителем) при Краковском дворе графом Клавдием Рангони и высочайшей аудиенции, данной Королём 15 марта 1604 года: