Даниил Аль - Хорошо посидели!

Царь коня одернул круто,
Наклонился из седла.
— Посмотри-ка, брат Малюта,
Видишь эти купола?

Слышал я в глухом предании
Под углами все ворчат —
Будто в божьем этом здании
Был я матушкой зачат.

От бояр извечно смута.
То от них исходит блажь!
Ты… сыщи-ка, брат Малюта,
Память матушки уважь!

Русский царь Иван Василич —
Он могуч и лют.
Чтоб в Казани нас осилить,
Поднял русский люд.

Под бесчисленные стяги
Стянуты полки,
По Оке и по Свияге
Ставят городки.

Тянет чадом желто-серым,
Чаны возле хат —
По деревням варят серу,
Сушат пороха.

По рекам плывут насады{Речные суда},
Весла плещут в ряд —
Перевозят для осады
Пушечный наряд.

И скрипят, скрипят подводы,
Всех не перечтешь.
Смотрят царь и воеводы
Наших стен чертеж.

Скоро двинутся турусы,
Загремит таран.
Ну так что ж, и мы не трусы,
Встанем за Коран!

Для защитного удара
Двинемся стеной.
Ну, Надира — дочь Гумара,
Распростись со мной.

От дворца Сафа-Кирея
Слышно пенье труб,
Проводи меня скорее
Мягкой лаской губ.

Сладость их чтоб стала силой,
Разлилась вдоль жил,
Чтоб от смерти уносила,
Чтоб я долго жил.

Чтоб меня за подвиг ратный
Отличил мурза,
Чтоб вернулся я обратно
Под твои глаза.

Ярче угольного жара,
Крепче, чем буза,
О, Надира — дочь Гумара,
Те твои глаза.

От дворца Сафа-Кирея
Слышно пенье труб —
Проводи меня скорее
Мягкой лаской губ.

Ну, а если от удара
Упаду с коня,
Ты, Надира — дочь Гумара,
Позабудь меня.

Бедный зайка очень глуп —
Он не хочет кушать суп.
Мама кормит, мама просит —
Зайка только глазки косит,
Машет лапками, орет,
В рот ни капли не берет.
Вьется в стуле, как юла,
Ложку сбросил со стола.
Третьи сутки! Третьи сутки…
Пусто в зайкином желудке.
Суп прокис в холодной миске
И его отдали киске.
Сил у зайки стало мало,
А потом совсем не стало.
Еле-еле, еле-еле
Он добрался до постели.
У него посохли лапки,
Ушки свисли, точно тряпки,
Вместо пышного хвосточка
Еле видимая точка.
Шейка стала тонко-тонкой,
И не движет головенкой.
Плачет киска, плачет мишка:
— Умирает наш зайчишка.
— Что ты, зайка, натворил,
Сам себя ты заморил.
На четвертый день с утра,
Прибежали доктора.
Лечат бедного зайчишку,
Ставят градусник подмышку
И качают зайке в рот
Чистый воздух-кислород.
На язык глядят, на зубки,
Сердце слушают сквозь трубки,
Сыплют в глотку порошок
И сажают на горшок.
Ну, а ночью, до утра
Совещались доктора.
И велели доктора
Скушать супа три ведра,
И еще они велели
Десять дней лежать в постели,
Не давать ему сластей,
Не пускать к нему гостей.
После супа дать касторку,
На закуску хлеба корку.
Так, с кроватки не слезая,
Десять дней лечился зая,
И сказали доктора:
— Ну, теперь вставать пора.
Зайка сильно пополнел,
Стал послушный, поумнел.
За столом сидит он смирный,
Суп хлебает вкусный, жирный,
Ложку сам ко рту подносит,
Все поест, добавки просит.
Все довольны, мама рада.
— Умный зайка, так и надо.
Вытри рот, сними салфетку,
Скушай вкусную конфетку.
Киски, мишки и лошадки
Дарят зайке шоколадки.
Вместе с ними доктора
Зайке крикнули — Ура!
И с тех пор, как только детки
Станут рвать с груди салфетки,
Злобно ручками махать,
Ложку в сторону пихать.
Им читают эту книжку
Про несчастного зайчишку.
Тут уж каждый, кто не глуп,
Начинает кушать суп.

Жил на свете мальчик Фролка
По прозванью Балаболка.
Не успеет Фролка встать,
Как во всю начнет болтать.
И про это и про то.
Про котлеты, про пальто,
И про киску и про миску,
Про ириску, про редиску,
Про бидоны, про смолу,
Про лимоны и золу,
Про корзину, про часы,
Про резину, про усы,
Про лопатку, про снежок,
Про лошадку, про флажок,
И про то и про другое,
Прямо ужас, что такое!
О платочке, о листочке,
О свисточке, о цветочке,
Об игрушках, о ватрушках,
О старушках, о зверюшках,
Про медведя, про лису,
И про прыщик на носу.
И про то и про не то,
И про сам не знает что.
Мама скажет — Фролка, кушай,
Фролка скажет — Мама, слушай.
Рот забьет полным-полно
И болтает все равно
Про сметану и про кашу,
Про стакан, про простоквашу
И про сыр, и про творог,
И про яблочный пирог.
Как-то Фролка кушал рыбу.
Взял кусок — большую глыбу,
Полный рот набил битком
И болтает языком.
Вдруг — большая рыбья кость
Сквозь язык прошла, как гвоздь.
Фролка очень удивился,
А язык остановился.
Фролка хочет крикнуть — «Мама!»
А язык молчит упрямо,
Заболел, стал хил и плох,
Ну, а к вечеру засох.
Фролку мать ведет к врачу,
К Ипполиту Кузьмичу.
Старый доктор Ипполит
Фролке рот раскрыть велит.
Долго возится он с Фролкой,
Промывает рот карболкой
И щипцами тащит кость,
Кость большую, точно гвоздь.
Фролке доктор Ипполит
Десять дней молчать велит.
Говорит он — Мальчик Фролка,
Прекрати болтать без толка.
Разговоры за едой
Могут кончиться бедой.
Фролка доктора послушал:
С этих пор он молча кушал.
Постепенно он привык
Не ворочать зря язык.
Не болтает, ценит слово,
Говорит всегда толково.
Все теперь довольны Фролкой
И не дразнят Балаболкой.
Ну, а сам-то ты, малыш,
За едой не говоришь?

Ползимы в краю лесном
Спал медведь глубоким сном.
Съел он летом столько мёда,
Что наелся на полгода,
И блаженствует во сне,
Собираясь встать к весне.
Ночью вдруг проснулся Миша —
Шум какой-то он услышал:
Кто-то пляшет и поет,
Спать спокойно не дает.
Заворчал со сна медведь:
Кто посмел плясать и петь?!
Кто шумит, когда я сплю?!
Всех сейчас передавлю!
Видит Мишка — на снегу
Пляшут зайчики в кругу,
Подлетают, как пружинки,
Ловят лапками снежинки —
Маленькие зайчики —
Девочки и мальчики.
На головках у зайчат
Ушки стрелками торчат,
Глазки, словно бусики,
Над губами — усики.
Пляшут весело и лихо,
А под елкой мать-зайчиха
Детям песенку поет,
В барабан чечётку бьет.
Смотрит Мишка из-за веток
На зайчиху и на деток —
И подумал: «Малыши
У зайчихи хороши,
Что на них нельзя сердиться —
Надо ж детям порезвиться!»
И еще решил медведь:
«Помогу зайчихе петь».
Подошел, нагнулся к уху,
Да как рявкнет, что есть духу.
То-то был переполох:
На охоте волк оглох,
В страхе белки-попрыгушки
В снег попадали с макушки.
Тотчас дал тревогу дятел —
Клювом в ствол заколошматил.
Всполошились от тревоги
Норы, гнезда и берлоги.
Подскочив на край небес,
Заглянуло солнце в лес.
Зайки бедные с испуга
Повалились друг на друга,
А потом, поджав хвосты,
Ускакали за кусты.
А несчастная зайчиха
На снегу лежала тихо,
Неподвижна, чуть жива,
И дыша едва-едва.
«Странно, — думает медведь, —
Я хотел им песню спеть.
Отчего же это пенье
Привело весь лес в смятенье?
Очень жаль, — у нас в лесах
Толк не знают в голосах!
Я обиделся, и впредь
Ни за что не стану петь!!»