Федор Галкин - За рычагами танка

— Товарищ капитан, стреляйте, раздавит! — не выдержав напряжения, крикнул заряжающий младший сержант Зырянов, держа трясущимися руками очередной снаряд.

— Подожди! — сухо бросил капитан, — не нервничай, ближе подпустим и по гусеницам ударим.

А когда дистанция еще сократилась, Скрипкин нажал на спуск. Снаряд поразил цель. Размотав гусеницу, вражеская машина развернулась на месте, от попадания второго снаряда в борт она задымила, но все еще продолжала вести огонь.

Открыли сильный огонь по атакующим и другие танки батальона Скрипкина. Почти одновременно рядом с с подбитой комбатом машиной ярко запылало два костра. Фашистские танки стали разворачиваться и отходить, но в этот момент в тридцатьчетверку Скрипкина угодил снаряд, она загорелась, капитана тяжело ранило, ранило и стрелка-радиста Чернова.

Механик-водитель старший сержант Николаев с Черновым и Зыряновым под сильным огнем противника вынесли из танка своего комбата. Николаев и Чернов, поручив Зырянову доставить Скрипкина на пункт медицинской помощи, не сговариваясь, вскочили в горящий танк. Механик-водитель — двадцатилетний комсомолец Саша Николаев взялся за нагревшиеся уже рычаги управления, рядом с ним, обливаясь кровью, сел за курсовой пулемет раненый стрелок-радист Чернов. Яростно взревел мотор, тридцатьчетверка, теряя клочья огня, ринулась вперед. Набирая скорость, раздувая пламя, отрываясь на неровностях от земли, она неслась прямо на ведущий огонь танк противника, который, должно быть, имея повреждение, не двигался с места.

— На таран! — крикнул один из бойцов, наблюдавший эту картину.

— За командира мстить пошли, герои! — отозвался другой голос.

И все замерли.

А танк, управляемый Сашей Николаевым, живым пылающим метром уже приближался к фашистской машине. Та стала судорожно часто выпускать снаряд за снарядом, но все они не достигали цели. Горящая тридцатьчетверка на полном ходу ударила носом в борт фашистского танка. Тот кренится, а тридцатьчетверка, скрежеща гусеницами, медленно приподнимается на его борт и, круто вздёрнув нос, замирает на месте, обливая противника потоком огня. Скоро обе машины превращаются в общий гигантский костер. Герои погибли, отомстив за своего комбата.

…Восьмичасовое танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало около тысячи двухсот танков, закончилось блестящей победой наших отважных танкистов. Потеряв значительную часть живой силы и боевой техники, противник перешел к обороне.

Память о знаменитом танковом сражении под Прохоровой закреплена легендарной тридцатьчетверкой, поднявшейся на гранитный постамент там, где под защитой ее брони сражались с фашистскими полчищами наши советские воины, а место, где проходило это сражение, прохоровцы назвали Танковым полем.

Сотни автобусов проходят по широкому асфальтированному шоссе, проложенному через это поле от Прохоровки на Яковлево, и остановка, расположенная недалеко от танка-памятника, тоже названа Танковое поле, как и железнодорожная станция на ветке между Прохоровной и Беленихиным.

Позади остались бои за освобождение Белгорода, Орла, Харькова, ночной штурм Пятихатки и форсирование Днепра. Отгремели первые победные салюты в Москве. Танкисты 5-й гвардейской танковой армии шли на Кривой Рог. После непродолжительной артподготовки и удара нашей авиации по переднему краю противника утром 24 октября 1943 года начался штурм Кривого Рога.

Лейтенант Багров — командир головной машины, которую вел механик-водитель, теперь уже старшина, Иван Рагозин, с ходу ворвался на северную окраину города. За ним прорвались еще три танка батальона, и завязался бой. Вскоре вступили в уличные бои и два других батальона танковой бригады. Расчищая путь огнем из пушки, танк Рагозина медленно продвигался по замысловатым лабиринтам окраинных улиц, уничтожая огневые точки врага. Вдруг на одном узком перекрестке, почти перед самым носом тридцатьчетверки Рагозина вывернулся и остановился в нерешительности фашистский средний танк.

— Бронебойным! — услышал механик команду Багрова.

— В казеннике осколочный, — донесся ответ заряжающего Мягкова, которого из-за его степенного возраста все в экипаже звали Василием Агеевичем.

Медлить было нельзя. Вражеские танкисты могли в любую минуту развернуть свою башню с короткоствольной пушкой и ударить по тридцатьчетверке. Рагозин резко нажал на педаль газа, танк рывком двинулся вперед, и только что успел Рагозин выжать сцепление, как тридцатьчетверка сильно ударилась лобовой броней о танк врага. Послышался скрежет металла о металл. Почти в это же время раздался выстрел: Багров в упор ударил из пушки по фашистскому танку осколочным.

От тарана в борт машина противника, сдвинувшись юзом в сторону, круто накренилась набок. Снаряд, выпущенный Багровым из пушки, прошел над башней вражеского танка, не задев ее, и разорвался от удара в стенку ближайшего здания.

— Нам повезло, товарищ лейтенант, — проговорил Рагозин, покачав головой, когда другая тридцатьчетверка, подоспев, разделалась с фашистским танком.

— Повезло, механик. Если бы не свалил ты фрица своим тараном за долю секунды до моего выстрела, разорвало бы нашу пушку: ведь она перед выстрелом почти уткнулась стволом в его башню. А я не удержался, нажал на спуск…

Бой шел и на окраинах, и на центральных улицах. Город горел во многих местах. Пыль, дым и смрад от взрывчатки густо расстилались и над землей, и над крышами домов.

Рагозинскому, а за ним еще нескольким танкам все же удалось пробиться с боем через сильный артиллерийский огонь противника и выйти к концу улицы Ленина. Но здесь почти в каждом квартале стояла либо полевая пушка, либо противотанковая батарея. Рагозин неоднократно пытался прорваться к огневым позициям, но каждый раз экипаж сталкивался с таким огнем, что Багров, во избежание ненужных потерь, приказывал отходить за строения. Рагозин нехотя исполнял приказания командира, досадуя на неудачу.

Наконец по закоулкам ему все же удалось выйти в тыл одной противотанковой батарее. Не дав опомниться расчетам, он с ходу прошелся гусеницами по двум крайним орудиям и стал было разворачиваться, чтобы подмять третье, как услышал приказ Багрова: «В укрытие!» Машина рванулась вперед, чтобы спрятаться за кирпичным строением, но в это время послышался удар в башню.

— Целы? — спросил механик, когда танк укрылся за кирпичной стеной.

— Целы, срикошетировал… Вот досталось бы нам от четвертого орудия, что стоит в подъезде, если бы ты стал давить третье. Хорошо, что я вовремя увидел, как оно развернулось к нам стволом, — волнуясь, отозвался Багров.

Большего Рагозин в этот раз, без крайнего риска потерять машину и весь экипаж, сделать не мог. Наступали сумерки. Дым и пыль еще более ухудшали видимость. По приказу сверху батальоны отошли с центральных улиц, чтобы заправиться и выполнить дальнейшую задачу.