Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

Я развернула и начала читать:

«Нам выдают только килограмм масла в месяц, литр молока и пол-литра сливок в день, мало мяса, правда, есть картошка и хлеб. Но в совхозе есть жены некоторых наркомов, получающих гораздо больше продуктов, и я нахожу это возмутительным. Ты, Женечка, сходи, куда следует, и добейся, чтобы нам также увеличили паек. А затем, в закрытом распределителе в Москве много американских товаров, некоторым женщинам мужья уже прислали шелковое трикотажное белье. Женечка, постарайся не прозевать, я видела и пришла в восторг».

А внизу приписка: «Я скучаю о шоколаде и о тебе. Я шучу, конечно, о тебе больше».

Он сокрушенно, со вздохом, взял письмо.

— Да, Линуше трудно.

Я промолчала, мне нечего было ответить по поводу «горестного» письма Лины, мечтающей в это время о повышенном пайке, шоколаде и американском трикотаже.

Мы рассказали ему о наших делах, о том, что детей оставили с мамой в чужой семье, без теплой одежды, с очень ограниченным запасом продовольствия. О том, что квартиры у нас также нет, и что все наши вещи разворованы. Услышав о нашем желании идти на фронт, он заявил — «безумцы». А узнав, что в квартирном вопросе и воровстве замешан домоуправ нашего дома, он задумался и сказал:

— Он же работник НКВД. Так вот вам мой добрый совет: и не ищите виновных, все равно это не поможет, но для вас это может плохо окончиться.

Мы не послушались его доброго совета. И очень быстро нам вернули нашу квартиру, из которой даже помойное ведро утащили. И я подала заявление в милицию с требованием разыскать наши вещи, указав на предполагаемых воров. А воры-то были все «свои».

Когда я явилась в райжилуправление, мне сообщили:

— Тов. Коротков приехал раньше вас, и мы выдали ему ордер на вашу квартиру, так как его квартиру уже занял секретарь какого-то райкома со своим братом.

Но разве не странно было то, что в домовой книге в нашем домоуправлении, где черным по белому было написано, что Кирилл Алексеев выбыл в РККА, то есть в Красную армию, нашелся человек, который посмел выдать кому-то ордер на квартиру, хозяин которой выбыл в Красную армию. А ведь в таком положении мог бы оказаться любой другой, бывший в армии и вернувшийся с фронта человек. И ни воров, ни райжилуправление ни капли не смутило, что Кирилл Алексеев выбыл в РККА (почему в РККА, я могла только предполагать, потому что он находился на военном положении при наркомате боеприпасов, где он работал с первого дня войны, или они перепутали Феодосия Михайловича с Кириллом).

В армии, решили умники, выдававшие ордер на нашу квартиру, значит, возвращение живым маловероятно. А что будет с семьей, кому какое дело. Это значило также, что вернувшегося с фронта человека оставляли без крыши над головой. Вместо отдыха и покоя многим из них, как и нам, пришлось бы ходить по бесчисленным ступенькам бюрократических учреждений и по судам, пытаясь иногда даже тщетно восстановить свои законные права. Или что же, воры и все их помощники ожидали, что немцы все-таки оккупируют Москву и тогда никто не вернется обратно и все концы в воду. Но ведь все мародеры, все те, кто занимались грабежом квартир, как в нашем жилищном комплексе, так и повсюду, по всей Москве, все они были членами партии. Что же, они рассчитывали остаться живыми и здоровенькими при немцах, и что немцы их не тронут?! Значит, какие-то крепкие основания у мародеров для этого были.

Соседи рассказывали, что Коршунов со своей свитой подъезжал к дому на грузовике, быстро выносил все ценные вещи из квартир, откуда выехали хозяева в эвакуацию, и увозил их в неизвестном направлении. Затем приходили дворники и добирали все, что осталось. Таким образом, по неполным подсчетам, он вычистил десятки квартир в этом комплексе домов. Да так тщательно, что даже двери оставались настежь открытыми. В милиции мне повезло, я явилась в тот момент, когда там обновился состав работников. Новый начальник уголовного розыска с жаром взялся за мое дело. Он указал мне толстую папку и сказал:

— Вот здесь около семи десятков заявлений только с одного домоуправления вашего жилищного комплекса, а ведь не все жильцы еще вернулись.

Чтобы опустошить, ограбить столько квартир в одном нашем жилищном комплексе требовались и время, и транспорт.

Он обратился ко мне с мольбой:

— Пожалуйста, пойдемте с нами, и при обыске будьте внимательны, опознайте хоть какую-нибудь мелочь, хоть одну пуговицу.

Мне стало ясно, что этот человек по-настоящему решил в это страшное военное время бороться с жуликами и мародерами. Нашу квартиру к этому времени тоже уже освободили и ключи передали нам.

Когда мы вошли в квартиру домоуправа, мы увидели толстую обрюзгшую бабу с тупым лицом. Здесь же стоял ее муж Коршунов с огромным кровоподтеком под глазом.

— Это кто же тебя так разукрасил? — спросил начальник розыска.

— Водка, — угрюмо ответил Коршунов.

Попав первый раз в жизни в такую ситуацию, я все время думала: «Ну на кой черт я здесь торчу?» На все, что мне показывали, я смотрела небрежно, потеряв всякую надежду что-нибудь найти. Какой вор, думала я, будет держать ворованные вещи у себя в доме. Как вдруг последние два чемодана, вытащенные из-под кровати, которые Коршунов отказался открывать, заявив, что у него нет ключей и что эти чемоданы принадлежат не ему, а его сыну, оказались набиты вещами Кирилла: костюм, рубашки, белье. На некоторых рубашках, сшитых мамой, она не успела даже пуговицы пришить. А в кухне оказались мои кастрюли и даже пустой бидон из-под меда, который прислал нам перед войной наш дедушка со своей пасеки из Мариуполя. Когда мы уехали, он был полон.

На вопрос, откуда у него оказались эти вещи, Коршунов, заявил, что все это добро он получил от дворника.

Пришлось идти к дворнику. И когда мы вошли в восьмой корпус в квартиру дворника, я застыла от изумления: она была убрана по-праздничному всеми вещами из нашей квартиры. В углу стояла даже елка, украшенная елочными игрушками моих детей. Здесь, в этой квартире, оказались не только наши вещи, но также и вещи наших соседей.

Все, что мы нашли, это были в основном постели детей, подушки, матрасы, одеяла, всякая хозяйственная утварь и кое-что из белья. Все самые-самые ценные, в том числе и теплые, вещи, в которые я мечтала переодеться, управдом Коршунов со своей бандой вывез куда-то и мы так ничего и не нашли. Но даже привезти только наши, найденные у дворника вещи, потребовалась подвода.

В результате арестованным оказался не управляющий домами Коршунов, которому все отдавали при эвакуации ключи от квартир на хранение, а один из его сообщников — многодетный дворник с женой. Я знала, что суд в таких случаях был жесток, особенно к «стрелочникам». А дворник и был тем самым стрелочником, которого Коршунов втянул в авантюру грабежей.