Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

У нас уже несколько дней гостил сын папиного друга, погибшего во время гражданской войны. Я помнила Мишеньку в светлом костюмчике по фотографии, которую когда-то прислала моим родным его мать. Сейчас я познакомилась с красивым молодым человеком, только что закончившим Военно-морскую академию в Ленинграде и успевшим побывать уже в короткой командировке в Англии. Он заехал в Геническ к нам, чтобы забрать свою мать Евгению Николаевну из дома отдыха, в котором она отдыхала.

Как только я приехала, наш дом превратился в клуб. Каждый день ребята собирались у нас в доме. В основном это были студенты, которые так же через пару недель должны были разъехаться кто куда. Кто в Харьков, кто в Ленинград, кто в Одессу, а кто в Москву, по институтам. Мы всей гурьбой, загородив почти всю улицу, с веселыми песнями мчались вечером в порт, хватали на лодочной станции пять плоскодонок и уплывали в открытое море.

После этих прогулок мы возвращались домой поздно, наплававшись, накупавшись, с мозолями на руках и с беззаботной радостью на сердце. Гитары, как будто устав за ночь, звучали глухо во влажном предутреннем воздухе. Михаил не ездил с нами в эти прогулки. Он проводил время с моими родными. Но однажды, возвращаясь как обычно, я заметила его знакомую фигуру, бродившую по берегу моря, и я страшно смутилась.

— Вы очень долго сегодня задержались, и папа попросил меня встретить вас.

Он взял меня за руку:

— Скажи, тебе не стыдно оставлять меня одного скучать?

И мне действительно стало стыдно, что я даже не старалась чем-нибудь развлечь его, как гостя.

— Ты знаешь, Миша, я думала, что наша шумная, полувзрослая-полуребячья компания тебя совершенно не интересует.

— Да, но в ней же ты, — сказал он.

И я твердо ответила:

— Честное пионерское, мы не дадим тебе больше скучать.

И Миша громко расхохотался.

— Согласен.

Время настало, все уже потихоньку начали разъезжаться.

Последние несколько дней мы много времени проводили вместе. В день его отъезда мы все стояли на перроне, шутили, смеялись, все вокруг казалось каким-то празднично веселым. Поезд пыхтел и готов был вот-вот тронуться. И Миша, стоя на подножке вагона, вдруг сильно обнял меня, почти поднял в воздух и крепко-крепко поцеловал и с такой нежностью опустил на перрон, что мне показалось, что не поезд двинулся от меня, а я вместе с перроном уплываю куда-то от поезда.

Во мне вдруг вспыхнуло еще никогда-никогда не испытанное чувство к этому до сих пор чужому человеку. Он в одно мгновение стал мне дорогим, близким, не просто Мишей, а «моим, моим и только моим Мишей». И сразу исчезло чувство, которое, мне казалось, я испытывала к нему, как к старшему брату. Я вдруг перестала быть девчонкой, легко шутить, без причины смеяться, иногда влюбляться и дразнить ребят: «Знаете, ребята, я люблю Колю, Женю, Юру, да я всех вас, ребята, люблю».

Иногда я думала, ну кого бы я выбрала из этих ребят? У каждого было что-то хорошее, и всем нам вместе было очень весело. Мы играли во множество всяких игр, катались на лодках, купались, загорали, пели почти до утра и очень бережно относились друг к другу. Никогда никто никого не обидел из нашей компании. И вот я уходила с этого вокзала другим человеком. Я как будто сразу повзрослела, исчезла юношеская неуверенность, мне казалось, теперь я знаю, что я буду делать. Я стала взрослая, и чувство это было и радостное и грустное, как будто я что-то очень хорошее потеряла и что-то очень дорогое приобрела.

Через пару дней кое-как собрали мне на дорогу деньги. Одежды у меня было в обрез и никакой теплой для московской зимы. О шерстяном свитере я только мечтала. В одном чемодане я везла с собой все, вплоть до постельного белья: простыни, наволочки, полотенца, даже подушку. Второй тяжеленный чемодан был опять с продуктами.

И все, что было у меня в кармане — это несколько рублей и письмо для Тамары Гасенко, студентки какого-то не то коммерческого, не то торгового института, от ее мамы. Тамара была дочерью священника, который «расстригся», бросил больную жену и двух детей сбежал с молоденькой уборщицей куда-то в Крым.

Мой брат Шура очень крепко дружил с братом Тамары, тоже Шурой. Они вместе добровольно и в армию пошли.

Сдав в камеру хранения свой багаж, я пошла бродить по городу, стараясь обмозговать, что же мне дальше делать. Попроситься переночевать у Кити, но ее тетушка уже приехала, или зайти по «старому знакомству» на Тверскую, 67? А завтра в институте, может быть, кое-что выяснится. Я была уверена, что меня и те, и другие не оставят на улице ночевать. Но сама мысль, что надо просить, была мучительно тяжела.

Наконец, проголодавшись, я зашла в какую-то булочную на Тверской недалеко от Почтамта. Хлеб уже давно в Москве давали по продуктовым карточкам, а всякие булочки, ватрушки еще можно было купить без карточек. Пока я сосредоточенно разглядывала, что купить, кто-то тихонько подошел ко мне сзади и закрыл мне глаза. Я обернулась — передо мной стояла Тамара:

— Откуда ты свалилась? Вот не ожидала. Когда приехала? Давно ты здесь? — засыпала меня вопросами Тамара.

— Остановись на минутку, тебя ко мне прямо бог послал.

— Ну, ты моя безбожница, — расхохоталась Тамара.

— Да и ты не шибко верующая. А я собиралась искать тебя, на, тебе письмо от мамы. Мама сказала мне, что ты вышла замуж, правда?

— Вот поедем ко мне, познакомлю со своей половиной. Но мы живем не вместе, я живу в общежитии с девчатами, он в мужском общежитии.

В трамвае я пересказала ей, как мне рассказывала Тамарина мама о ее замужестве:

— Приехала Тамара с молодым человеком, студентом, тоже из Москвы. Я, конечно, предложила ему (места у нас много) остановиться у нас. А утром, когда он вышел во двор умываться, Тамарочка поливала ему на руки, он и спросил: «Тамарочка, где наше мыло?» — Тут я все и поняла.

Тамара расхохоталась так, что все пассажиры на нее оглянулись.

Так мы добрались до Волоколамского шоссе, которое действительно было «у черта на куличках».

В комнате общежития, где жила Тамара, было 12 студенток, меня приняли очень приветливо: ничего страшного, будешь тринадцатой, будет у нас «чертова дюжина». Вместе с ними, в этой маленькой тесной комнате, мне пришлось прожить довольно долго.

Долгожданный день настал — я студентка, и сегодня первый день занятий. Всю ночь я нервничала, не могла уснуть. Что же будет дальше? Что ждет меня, как смогу я преодолеть все трудности? Но это нисколько не омрачало то чувство счастья, которое я испытывала от сознания того, что я добилась своего и теперь я студентка не какого-то Кустарно-промышленного института, а того института, куда хотела поступить. Я знала, какие трудности придется мне испытать, но я была готова и дала себе слово все перенести.