Георгий Соколов - Малая земля

Куникова в штабе не оказалось, дежурный сказал, что он ушел на передовую, вернется часа через два. Начальника штаба тоже не было. Воронкин вышел из блиндажа, присел на камень и стал смотреть на море. Оно было пустынное, неприветливое, от него несло холодом.

Воронкин прикрыл глаза и почувствовал, что уже не в состоянии их открыть. Тогда он сполз с камня, свернулся калачиком и моментально уснул. Ни холод, ни близкие разрывы снарядов — ничто не могло разбудить его.

Проснулся он от каких-то необычных и резких звуков. Казалось, что кричат тысячи ишаков. А через несколько секунд на территории рыбзавода взметнулись огненные сполохи, раздались страшные взрывы. Воронкин вскочил и осмотрелся. Он сразу понял, что это такое. Гитлеровцы обстреливали берег из шестиствольных минометов. Над морем разорвалось сразу три светящихся снаряда — и Воронкин увидал много черных точек. «Ого, — обрадовался лейтенант, — сколько к нам плывет кораблей. Значит, прибудет пополнение».

Он посмотрел на часы и всполошился — было около двух часов ночи. Выходит, проспал более четырех часов.

Лейтенант почти вбежал в блиндаж и остановился как вкопанный, увидев за столом двух полковников. Он знал их — это были командир 255-й бригады морской пехоты полковник Потапов и командующий артиллерией десантного корпуса полковник Сабинин.

— Здравия желаю! — радостно воскликнул Воронкин. Ему все стало ясно. Не одни же они прибыли сюда. Значит, высадилась боевая бригада, а с нею артиллерия. Живет десант!

Куников назвал лейтенанта.

— Вон он какой, Воронкин! — воскликнул Сабинин и шагнул к нему. — Дай-ка обниму, братец, тебя.

Потапов тоже обнял его и не без гордости сообщил:

— Это же мой воспитанник. Я был начальником курса в училище, Воронкин был на моем курсе. Молодец, лейтенант, горжусь тобой. Говорят, немцы обещают награду за твою голову.

— Она еще мне самому потребуется, — отшутился лейтенант.

К нему вернулось прежнее, додесантное, если можно так выразиться, настроение. Лейтенант по натуре был веселым человеком, и если бы сейчас подвернулась под руки гитара, то он, пожалуй, с удовольствием сыграл и спел бы не одну песенку. Сейчас он уже не задумывался о пределе человеческих сил. Видимо, сон, хоть и был короток, оказал оздоровляющее влияние на душевно бодрого от природы молодого человека.

— Посиди, лейтенант, минутку, — сказал Сабинин. — Мы тут решим свои дела, а потом у меня с тобой будет свой разговор.

Воронкин присел на ящик и стал слушать. Не очень радостные подробности он услышал об основном десанте в Южную Озерейку. Гитлеровцы осветили район высадки прожекторами и расстреливали корабли прямой наводкой. Пришлось, потеряв несколько кораблей, отходить. Тогда командование Черноморского флота и Северо-Кавказского фронта решило развивать успех отряда Куникова и сделать десант в Станичку главным. Сегодня ночью высаживаются подразделения 255-й и 165-й бригад. К сожалению, бригады высаживаются не в полном комплекте. Многие корабли, особенно крупные, с находившимися на них десантами и орудиями, ушли в Туапсе и даже в Поти. В Геленджике оказалось всего несколько батальонов морских бригад. Но и их сегодня полностью перебросить в Станичку не удастся из-за нехватки судов.

Полковник Потапов, невысокий, коренастый, рыжий, с резкими чертами лица, был явно не в духе. Он отпускал по адресу командования нелестные замечания. У него для этого были основания. За его спиной семьдесят дней осады Одессы, двести пятьдесят дней боев в Севастополе, а вот здесь постигла неудача. И не по его вине. Один батальон его бригады погиб в Южной Озерейке при высадке. Другой батальон и артиллерийский дивизион увезли в Туапсе. Теперь в его распоряжении оказались только стрелковый батальон да две роты — разведчиков и автоматчиков.

— Мне бы сейчас еще батальона три — и город к утру был бы наш. — Потапов с досадой стукнул кулаком по столу. — А завтра будет поздно. Завтра немцы подтянут свои резервы из Южной Озерейки.

Командующий артиллерией нетерпеливо махнул рукой.

— Ладно, полковник, чего нет того нет. Давай договаривайся с Куниковым…

В эту ночь командование десантом принял на себя полковник Потапов. Куников получил назначение старморначем. Но его отряд еще не снимался с позиций. Воронкин после продолжительного разговора с Сабаниным отправился на свой пост.

То, что днем ожидает его огненный ад, уже не очень беспокоило. Человек привыкает ко всему. Ничего не поделаешь, надо приспосабливаться и для жизни в аду.

В последующую ночь высадилась десантная бригада полковника Горпищенко, а еще через два дня — 83-я бригада полковника Красникова.

Воронкину объяснили, что ему следует подняться на гору Колдун, так как плацдарм расширился и крупной артиллерии нужно поражать глубинные цели, а поддерживать пехоту будет артиллерия десанта.

Вечером Воронкин пошел к Куникову. Отряд майора также был снят с передовой, нес теперь охрану берега и следил за разгрузкой кораблей и эвакуацией раненых. В отряде осталась только пятая часть его состава.

Последние двое суток Воронкин не видел Куникова. А десантный день, может быть, равен фронтовому месяцу и году мирной жизни. Лейтенант и майор обнялись, как старые друзья после долгой разлуки.

— Значит, уходишь от меня, — вздохнул Куников, выслушав сообщение лейтенанта. — Счастливого пути, Николай от артиллерии.

— Что передать командиру дивизиона?

Задав этот вопрос, Воронкин вдруг почувствовал, как дорог и близок стал ему этот майор, весь его отряд отважных ребят. Спазма перехватила горло, а глаза застлала влажная пелена. Столько перенести вместе — и вдруг расстаться, навсегда, может быть! Черт возьми, сколько в человеческой жизни несуразного!

Куников внимательно, чуть склонив голову, посмотрел на лейтенанта, а потом почти торжественно сказал:

— Передай от всех живых и погибших моряков нашу глубокую благодарность. А тебе, Коля, когда возьмем Новороссийск, мы поставим памятник из осколков артиллерийских снарядов. Этим мы, морские пехотинцы, выразим высшую благодарность береговой артиллерии.

Он протянул ему руку на прощанье и уже весело сказал:

— Встретимся еще, Николай от артиллерии. Фронтовые дороги велики, но часто и сталкиваются. До встречи!

Но больше им встретиться не довелось. Через несколько дней Куников был смертельно ранен на Суджукской косе. В бессознательном состоянии его отправили в Геленджик, и там он, не приходя в сознание, скончался.

С опущенной головой возвращался Воронкин в Геленджик. Много он потерял товарищей, но эта утрата была для него самой тяжелой. Что-то словно оборвалось в груди, какая-то пустота образовалась вокруг. Несколько дней лейтенант ходил, как потерянный, утратив свою обычную веселость. Он брал гитару, уединялся и пел под грустный аккомпанемент одну и ту же песню: «О чем ты тоскуешь, товарищ моряк».