Георгий Соколов - Малая земля

Решение пришло мгновенно. Взял пулемет в руки, приподнялся и выпустил длинную очередь в ту сторону, откуда раздался выстрел.

«Не я буду, если тебя, гада, не заставлю молчать!»

Он не знал, убил ли снайпера или тот уполз, но, во всяком случае, больше оттуда не стреляли.

— Вася! — крикнул он Зеленцову. — Сержант убит.

Тот ничего не ответил, даже не повернул головы, продолжая стрелять.

И вдруг прямо перед Петраковым шагах в десяти выросли четыре гитлеровца. Он судорожно нажал спусковой крючок. Но выстрелов не последовало — кончились патроны. Сменить диск не успеешь. Тогда Петраков кошкой выпрыгнул на бруствер, схватил пулемет за ствол и наотмашь ударил прикладом переднего солдата. Тот упал, не успев даже крикнуть. Упал и второй, которому удар пришелся прямо в лицо. Третий гитлеровец уклонился от удара и прыгнул на Петракова. Оба упали. Четвертый направил на них автомат, но не стрелял, выжидая, видимо, когда можно выстрелить наверняка. Зеленцов опередил его, выпустил по нему короткую очередь.

Через несколько мгновений Петраков вскочил, оглянулся. В правой руке у него была финка. Глаза дико сверкали. Подобрав пулемет, он спрыгнул в окоп.

— Видал? — хрипло крикнул он Зеленцову, вставляя в пулемет новый диск.

У него дрожали руки, и поэтому диск вставить удалось не сразу.

— Не надо выскакивать, Роман, — с укором сказал Зеленцов. — Нас же всего двое.

— Ситуация, Васька, такая сложилась, — горячо, словно оправдываясь, заявил Петраков.

— Ты помешал мне. Я бы завалил их из автомата.

Час спустя, остыв после рукопашной схватки, Петраков признался:

— Давно хотелось объявить такую полундру, аж руки чесались. А теперь противно. Ночь настанет, буду с мылом отмывать. Ты не ощущал такого состояния, когда противно до тошноты?

— Не припомню.

Зеленцов про себя восхищался поступком Романа, даже завидовал. Конечно, он, Зеленцов, не рискнул бы схватиться сразу с четырьмя. Не потому, что менее храбр, а потому, что сила не та. Роман почти на две головы выше его, а сила такая, что одним ударом кулака может уложить. Наградила же природа парня, а вот его, Зеленцова, обошла.

После полудня гитлеровцы опять обстреляли боевое охранение из минометов. Петраков и Зеленцов выжидали конца обстрела в норах. Когда стихло, оба выскочили на свои посты, и тут на бруствере неожиданно разорвалась мина. Это была последняя, запоздалая. Петраков ухватился за грудь и, бледнея, прислонился к стенке ячейки. Колени его подогнулись, и он сел на дно траншеи, успев крикнуть:

— Ко мне, Вася!

Зеленцов подбежал к нему.

— В грудь ударило. Перевяжи, — уже шепотом сказал Петраков, тяжело дыша. На его лбу выступила испарина.

Василий расстегнул ватный бушлат и увидел кровавое пятно на правой стороне гимнастерки. Он разорвал гимнастерку и тельняшку. Осколок разворотил тело ниже правой ключицы. Зеленцов заткнул рану ватным тампоном и стал бинтовать грудь.

Он не успел закончить перевязку, как услышал автоматные выстрелы. Гитлеровцы опять пошли в атаку. Василий прильнул к пулемету и стал стрелять короткими очередями по перебегавшим немцам.

Когда немцы залегли, бросил подряд три гранаты. Как только они разорвались, дал несколько очередей из автомата. Потом опять взялся за спусковой крючок пулемета. Он не хотел, чтобы враги догадались, что он остался один.

Ему стало жарко, и он сбросил ватный бушлат.

Зеленцов отбил атаку, уцелевшие гитлеровцы уползли. Тогда он снова склонился над Петраковым. Кровь пропитала бинт, вся грудь и живот моряка были в крови. Грудь бурно вздымалась, глаза закрыты.

— Роман, Роман, — позвал Зеленцов.

Но тот не отвечал.

Зеленцов туго перебинтовал его, израсходовав на это четыре широких бинта, и уложил раненого в боковую щель.

Немцы продолжали бомбить. Зеленцов потерял счет бомбежкам. Может, десять, может, двадцать. В общем, самолеты кружат с утра, как по конвейеру. Зеленцов заметил, что бомбить боевые охранения за дорогой они больше не решаются, и поэтому как-то перестал обращать внимание на появление новой группы самолетов. Вот обстрел из минометов — другое дело. Тут держи ухо остро — метят в тебя. Надо нырять в нору. Эти норы, кем-то названные лисьими, малоземельцы хитро придумали — в окопе выкапывается узкая щель, в которую человек еле протискивается. Упадет снаряд или мина на дно окопа — осколки не поразят, человек лежит ниже дна. А наверху пусть хоть бомба рвется — почти два метра скального грунта укрывают надежно.

Из минометов сейчас не стреляли. Зеленцов стоял у пулемета и время от времени выглядывал и осматривал местность впереди себя. Солнце показывало, что уже далеко за полдень. А бой не затихал. Где-то слева шла сильная перестрелка.

Постепенно Зеленцова начало пугать одиночество. У него вдруг появилась потребность услышать человеческую речь, поговорить с кем-нибудь. Вот бы сейчас посидеть около кухни и послушать Семена Ефремовича.

Но тут Зеленцов вспомнил, что повар убит. На сердце стало совсем тоскливо.

Он отошел от пулемета и заглянул в нору, где лежал Роман. Моряк по-прежнему был без сознания. Зеленцов взял флягу, в которой булькала его порция водки, и влил в рот Роману несколько глотков. Но и от водки тот не пришел в сознание, он только открыл на какое-то мгновение глаза.

— Роман, Роман, ты слышишь меня? — позвал Зеленцов.

Как бы он обрадовался, если бы Роман сказал хоть два слова. Но раненый молчал. Зеленцов вылил ему на голову и на лицо кружку воды.

«Его бы сейчас в санчасть, — с отчаянием подумал Василий. — Ведь изойдет кровью. Скорее бы темнело».

Сев на ящик из-под патронов, Зеленцов задумался о том, что ему делать, когда стемнеет. Надо отнести Романа в санчасть. Да и сержанта надо унести и похоронить по-человечески. А если он, Зеленцов, уйдет, кто останется тут, на посту? Вдруг, пока ходит, гитлеровцы займут боевое охранение? Правда, сержант говорил, что ночью немцы не рискнут. Но кто их знает?

А что, если этой ночью придут корабли и заберут уцелевших людей? А его тут могут и забыть. Останется один среди врагов. Что ему тогда делать?

От этой мысли стало не по себе. По телу забегали холодные мурашки. Зеленцов надел бушлат и, чтобы отвлечь себя от тягостных мыслей, вынул из вещевого мешка консервную банку, вскрыл ее кинжалом и стал есть. Он хотел выпить остаток водки, но передумал. Потянет в сон. А спать нельзя.

Под вечер гитлеровцы выпустили по боевому охранению пять мин. Они разорвались далековато, но все же один шальной осколок ударил Зеленцова по нижней губе, рассек ее и выбил несколько зубов. От острой боли у Василия потемнело в глазах. Но она быстро прошла. Зеленцов выплюнул с кровью два зуба и осколок.