Елена Погребижская - Исповедь четырех

Мне все хотелось подробностей, хотелось представить себя в том месте, где я по своему характеру нипочем не могу оказаться. Там, где едут автостопом, там, где ночуют под открытым небом, если дальнобойщик не ловится. Аня говорит, что ей не нравится под открытым небом, потому что звезды спать не дают.

Маленького роста худенькая женщина сидит в моем большом кресле и рассказывает обыденным голосом совершенно запредельные для меня вещи. А я все приговариваю: «Жизнь прошла мимо».

Умка:Раньше я была выносливая. Я могла четверо суток не спать. Выносливая на грани фантастики. То есть водитель пошел спать. А я подняла руку и поехала дальше.

Я:А зачем?

Умка:А потому что так хочется. Ешь дорогу, спишь дорогу. Эта дорога, которая на тебя через лобовое стекло вливается. Это твоя еда, твой сон, твоя жизнь и весь твой интерес. Это такая медитация. Для меня это идеальный случай. Я однажды ехала трое суток без ночевки, у меня была горбуха хлеба черного и витамины, ну я ела-ела эти витамины, и наконец они мне как будто дырочку в животе прогрызли. Я ехала на конференцию в Загреб, на филологическую. Для шутки взяла и поехала автостопом… Лет 10–12 назад у меня появились приличные палатка и спальник. Мне нужно, чтоб рюкзак был легкий. Не брезентовую же палатку тащить. Но если жаркие страны, то можно ночевать и на земле. Когда у меня не было палатки и спальника, я предпочитала всю ночь ехать или идти. Однажды я шла часов, наверно, семь — в ноябре. По трассе Барановичи-Брест. И очень было хорошо. Идешь так, идешь.

Я:То есть, если тебя как десантника забросить в лес, ты бы там отлично выжила?

Умка:Безусловно. А чего там? Только вода нужна.

Я:Четверо суток бы протянула бы в лесе?

Умка:Ну, а чего там, грибы-ягоды.

Я:Даже бы и не парилась?

Умка:А чего мне париться?

На ее лице опять появляется знакомое мне брезгливое выражение, и Аня говорит с ощутимым сожалением, что уже не может сейчас без еды и сна.

У нас осталось несколько минут, все должны разбегаться, диски с правильной музыкой я уже не перепишу.

Я:В оставшиеся пять минут можем вместить вопрос про наркотики.

Умка(в сердцах): Да что ж такое, дались тебе эти наркотики.

Я(упрямо): Я хочу, чтобы ты рассказала.

Умка(с выражением «да отвяжись ты»): Я не знаю, что тебе нужно рассказать.

Я:Скажем, почему ты перестала.

Умка:А я особо и не начинала. Я как бы всего попробовала, что мне было интересно, а что мне было неинтересно, я даже и не начинала.

Пять минут истекают, Аня забирает свою эксклюзивную микроскопическую гитару и убегает на концерт.

Эпиграф 1: будни группы Грейтфул Дэд.

«…А тем временем на чердаке грохочет старая пилюле-штамповочная машина немецкого производства. Музыка покрывает все наши грехи. ЛСД, в виде лиловой муки, загружается в машину из барабанов — похоже на булочную. Каждый раз, когда выплевывается очередная таблетка, в воздухе возникает облачко лилового тумана. Все в доме покрыто слоем кислотной пыльцы: вверху, ближе к чердаку, погуще, чем ниже — тем тоньше. Просыпаясь утром, я чувствую, как она скрипит на зубах. Кожа сухая, раздраженная. Впрочем, мы настолько прокислочены, что спать почти невозможно. Если все же удается уснуть, сны снятся очень странные».

Эпиграф 2:

«Однажды мы целовались и так далее у нее на диванчике, и она говорит: „Почему ты не хочешь пойти до конца?“ Я обломался. Наконец как-то ночью в моей комнате — у меня была такая странная комната с маленьким балконом. Я там срал, на этом балкончике, и оставлял сохнуть. И вся мебель у меня в комнате, включая две одинарных кровати, шаталась и накренялась. Я сделал из всего этого лабиринт, так что нельзя было видеть дальше, чем на два-три фута в одном направлении. Своеобразная была комнатка. Короче, она меня укурила хорошей травой».

Мы встретились с Аней на следующий же день и начали общение с ритуальной перепалки.

Я:А ты устраивала и не собственные концерты?

Умка:Да устраивала.

Я:А кого?

Умка:Да ты их все равно не знаешь. Их много. Чего ты так докапываешься?

Я:Потому что ты говоришь очень абстрактно. Мне кажется, за последние годы ты выработала манеру ничего не рассказывать.

Умка:А почему я должна чего-то рассказывать?

Я:Потому, что книгу-то писать о чем-то надо.

Умка:Пиши, пожалуйста.

Я:Я, конечно, могу наполнить ее какими-нибудь афоризмами.

Умка:А как надо рассказывать — вот жил-был Вася? Я же не курица какая-нибудь, что бы мыслить так ползуче.

Я:Понятно, что ты не курица. Я добиваюсь «стори». С началом, серединой и концом. И с деталями.

Умка:Ну, во-первых, конца еще не случилось.

Но это было так, наносное, такому проницательному человеку, как я, было очевидно, что Ане уже нравится, что мы делаем с ней о ней книгу. Смелее, полковник, как говорится в моем любимом фильме «Здравствуйте, я — ваша тетя». И я начинаю развивать мысль о том, что всех этих людей с пластиночек, которые она мне оставила, объединяет одно — настоящий трэш, жесткач и недетские истории. Все виды секса и все виды наркотиков в полный рост, драки, полиция, блевотина, испражнения — трэш, короче.

Умка:О боже мой! Да где же там трэш?

Я:Балкончик, на который нужно ходить гадить, и чтоб дерьмо засыхало, машинка для производства таблеток ЛСД.

Умка:Это рок-н-ролл, Лена. Это и есть настоящий рок-н-ролл. По молодости с кем не бывает. Хотя, по поводу засохшего дерьма — я это тоже не очень.

Я согласно киваю.

Умка:Нет, трэш — это есть такие книжки, где собран весь трэш про рок, про панк-рок, про всех в том числе про самых моих любимых музыкантов, все собрано. Кто у кого отсасывал, кто куда срал. Кто там с кем, что мерзкое происходило, кто блевал по углам.

Я:Спал ли Мик Джаггер с Дэвидом Боуи…

Умка:Вот там все это собрано для любителей, как ты говоришь, трэша. То что меня интересует в этих людях, это совсем не трэш. Вот Игги Поп — он очень честный парень, он не то, что я. Вот у него брать интервью — одно удовольствие. Он тебе расскажет и про то, как он девочку какую-то трахнул…

Я:13-летнюю… (именно на этой сцене Аня на тот момент оборвала свой перевод иггипоповской книжки)