Елена Погребижская - Исповедь четырех

Умка:Вот мой почерк. Там ничего не понятно. Я, правда, показываю вверх ногами…

Из зала:В тебе умер врач.

Умка:Во мне? Умер? Нет. Во мне никто еще не умер.

О том, как Умка преподавала в лицее:

А я ж не могла курить ту траву, которую студенты курят, особенно тогда: время было голодное, бедное. Это сейчас у каждого школьника эта трава на окне растет, а тогда не было.

Компьютерному поколению вообще почерк не нужен. Зачем им почерк?

Из зала:Вы любите природу?

Умка:Да. И она меня тоже, в общем.

Существует вот это дно, воспетое русской литературой, оно есть до сих пор и там есть очень интересные люди, к которым стоит прислушаться, а если не замечать, как они пахнут, то и вообще отлично.

Самое скучное — это смерть. И еще, наверное, ходить на работу. Но я практически не пробовала.

Я не могу сказать, что я старею. Я просто старше становлюсь. Нельзя же про ребенка, которому было два года, а потом стало пять, сказать, что он постарел. Так же про ребенка, которому было тридцать, а теперь — сорок…

Играние музыки способствует вечной жизни.

Вопрос:Если (попсовики) утратят дистанцию, (поклонники) перестанут покупать постеры, календари с их изображениями и вообще исчезнет культ.

Умка:Ну да. Глупо же дрочить на портрет человека, с которым ты только что здоровался за руку, он смотрел тебе в глаза, говорил «ура»… Поэтому я, кстати, не делаю постеров со своей рожей вообще.

«Мне заграница не нужна, меня бесплатно кормит вся страна» (из песни «Про папу»).

Не знаю, насколько большие деньги и большая слава прибавляют человеку счастья.

Когда один знаменитый филолог, у которого я читала доклад, спросил, где я училась, я ответила: «в Литинституте»; он сказал: «Да, самообразование — великая вещь».

Самое противное в мужчинах — это вот это их «мужское», самое противное в женщинах — это их «женское», самое противное в детях — это их «детское».

Умка, тебя что-нибудь закрепощает? (Вопрос зрителя.)

— Бюстгальтер! (Общий взрыв хохота.) Это штука испортила мне полжизни, пока я догадалась, что можно обходиться без нее!

И зачем мужиков заставлять рожать детей? Правда, женщин я тоже не стала бы так мучить.

Я никогда не была такая свинская мать, которой все равно, что там ребенок ест или когда он ложится спать. С этим все было железно.

Вообще рок-н-ролл — это такая вещь, которую в белых перчатках не слушают.

Вопрос:Я не смогу ездить стопом, не люблю невзгоды и лишения.

Умка:Мне кажется, что хуже невзгоды, чем просыпаться в 8 часов по будильнику каждый день, нету.

Перечитываю книгу и понимаю, что главы получились неодинакового размера. И это меня здорово огорошило. Родные и близкие стразу стали предлагать варианты выхода из ситуации, мол, тут урежь, а тут допиши хвостик. Ну и ладно, в конце концов, решаю я, вон Оксану Пушкину это не беспокоит. Некоторые литературолюбы потребовали, чтобы фотографии в тексте были расположены как в любимом журнале «Караван историй». «Это вряд ли», — резко выпаливаю я. Сами героини разъехались на зимние каникулы, и кто-то упорно избегает прочитывать текст про себя, а кто-то, наоборот, делал разные намеки, мол, где моя глава, срочно мне сюда ее пришли в готовом виде. Издатели прямо завтра ждут книгу, и лучше, чтобы их опытным рукам нечего было делать в моем чудесном тексте. То есть вот почему я сижу и первый раз читаю всю свою сказку целиком.

Честно говоря, книга мне показалась такой же волшебной, как только что сшитое бальное платье.

Е. Шварц: «Фея взмахивает палочкой, и раздается бальная музыка, мягкая, таинственная, негромкая и ласковая. Из-под земли вырастает манекен, на который надето платье удивительной красоты.

Фея:Когда в нашей волшебной мастерской мы положили последний стежок на это платье, самая главная мастерица заплакала от умиления. Работа остановилась. День объявили праздничным. Такие удачи бывают раз в сто лет. Счастливое платье, благословенное платье, утешительное платье, вечернее платье».

И вот только никак не могу придумать, куда же мне поместить фразу, которую я давно приберегаю «…На этом я временно заканчиваю свою рукопись, считая, что она и так уже достаточно затянулась».

Е. Шварц. « Король:Ну вот, друзья, мы и добрались до самого счастья. Все счастливы, кроме старухи лесничихи. Ну, она, знаете ли, сама виновата. Связи связями, но надо же и совесть иметь. Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу — большой, а сердце — справедливым…

И через какое-то время говорит:

Обожаю, обожаю эти волшебные чувства, которым никогда, никогда не придет…

И король указывает на бархатный занавес, на котором загорается слово:

КОНЕЦ»

Больше всего мне нравится читать книги, слушать песни, смотреть фильмы, по прочтении которых тебе кажется, что тебя поймали на том, что градус твоей жизни понизился. Что тебя в чем-то переплюнули. Уличили — в покое… Застигли врасплох.

Вот ты сидишь, читаешь и понимаешь, что там (в чужой книге, в чужой песне, в чужом фильме) переломилась жизнь и об этом тебе рассказали.

Обычно так бывает, когда ты узнаешь про чужой пограничный опыт.

Это похоже на стихи. На настоящие стихи.

Книга Лены как раз из разряда ТАКИХ книг…

Когда ты читаешь такие чужие книги — тебе становится стыдно, что ты не там. Не на этой вершине, не на этой горе.