Елена Погребижская - Исповедь четырех

Ира показывает мне потрепанный ежедневник за 1993 год. Одна его половина исписана одним почерком, телефоны, встречи, разные пометки. А вторая половина заполнена другим почерком, потому что в июле 93 года ей пришлось научиться писать левой рукой. И в этом ежедневнике есть стих без названия, нацарапанный нетвердой левой. Первая его строчка «Те же и Богушевич в Склифе», а дальше обращение к медсестрам.

Стихотворение помечено первым августа. Прошло две недели с момента аварии. Всего Ира провела в больницах полгода. Так долго из-за того, что не было положительной динамики и врачи не могли понять, почему у нее не двигается рука. Рука болела не переставая, как все зубы вместе взятые. Ира утихомиривала боль тем, что каждые четыре часа колола анальгин и баралгин. Ей уже намекали, что, может, морфин все-таки попробуем, но она отказалась, лучше уж терпеть. От этого всего она находилось в каком-то полусумеречном состоянии. И, в общем, тут по-хорошему нужны были какие-то внешние силы. Например, родители.

Я:А что родители?

Ирина:Ничего. Они еще поссорились с Лешиными родителями так, что мне приходилось из больницы звонить и разруливать, кто из них ребенка берет. Такая на этот период была жопа со всех сторон.

Я:А что Леша?

Ирина:Леша меня навещал в больнице периодически. Ну, там много было всяких историй на этот момент. На самом деле, удивительно как-то — все, кто мог в этот момент предать, все это сделали. Вот папа меня забрал домой на выходные дня на четыре. Меня к тому моменту уже отпускали из больницы домой, потому что нереально было там все время находиться. Он меня забрал, привез на Ленинский. С Темкой чтобы мы повидались. А у меня правая рука не действует, я даже колготки не могу сама надеть. Ну, то есть — могу, но это тяжело. Кашу сварить, приготовить, это все было трудно… И мы с папой как-то не так поговорили — слово за слово, и он взял развернулся и уехал. Оставил меня с одной рукой и Темой. Я была в таком шоке. Ну, в общем, я себе заработала этими мыслями о том, что я хочу умереть, попадание на такой испытательный полигон, где стало понятно, что развод — это такая туфта, что все эти творческие трудности — такая туфта. Что вот когда ты сидишь с ребенком, и у тебя работает только одна рука и тебе надо что-то сготовить. Вот это реальная задача. И то это не проблема. Проблема — это когда у тебя нету правой руки, я на это в Склифе насмотрелась. Вот это проблема.

Ирина декоративная правая рука, которая и так была тряпочная, стала сохнуть. Не вдаваясь в медицинские детали, скажу, что поскольку ткани не получали питания и нужных импульсов, они стали уменьшатся в размерах. Ира и сама в тот момент стала уж совсем прозрачной. 45 килограммов живого веса. Самые узенькие черные брюки из ее гардероба нужно было подкалывать булавками для выхода в люди.

Соседка по палате тем не менее мечтательно говорила Ирине: «Ирка, как я тебе завидую! Ехала на белом „Мерседесе“, врезалась в „Крайслер“. Это я понимаю! А я? На даче вышла на крыльцо, поскользнулась на банановой корке — бац! И тройной перелом».

Самыми главными словами того периода была фраза «нет положительной динамики». Именно это каждый раз говорили врачи после осмотра и качали головами.

Я:А что они прогнозировали?

Ирина:А ничего не прогнозировали. Они собирались меня выкинуть из больницы в реабилитационный центр Голубое — это такое место под Зеленоградом. Туда они безнадежных списывают. Я случайно услышала разговор двух докторов. Типа, а как Петров, да, типа, без вариантов — в Голубое. И когда мой лечащий врач мне сказал про это Голубое — я поняла, что я так и сгнию в этом Голубом. Буду ходить на лечебную физкультуру, которая мне ни хера не помогает.

И тогда Ира сбежала из больницы через дырку в заборе. У нее появилась надежда на чудо. Чудо звали Асмик.

Ирина:А у меня как раз накануне было очередное обследование в Бурденко. Там была аппаратура. И мне выдали заключение, где было написано: положительная динамика отсутствует. И там была тетенька лаборантка, я спрашиваю, а что ж мне теперь делать? Она говорит: молиться, надеяться на чудо.

Я буквально последовала ее совету и стала молиться и надеяться на чудо.

Тогда на российском канале шла такая передача «Козырная дама». Ира говорит, что редакторы это самой передачи — ее ангелы. Они собирались снимать про Богушевскую, выигравшую конкурс Миронова, телепрограмму. И еще в плане стояла передача про народную целительницу Асмик. Редакторы позвонили родителям, те сказали, что Ира в больнице. Когда «ангелы» разговорились с Ирой в палате, их осенило, мол, мы как раз про тетку снимаем, которая вылечивает безнадежные случаи, мы с ней поговорим — она тебе поможет. Асмик Саркисян оказалась не бабушкой в комнате с мышиными хвостиками, что лечит заговорами, а достаточно молодой женщиной. К тому же по профессии она врач, традиционный медик. За несколько лет до этой встречи Асмик тоже попала в аварию, пролежала в коме и ее, что называется, собирали по кусочкам, делали несколько операций. После этого поняла, что может диагностировать заболевания таким особенным образом, как будто открылся доступ к какой-то информации о человеке, «каким-то файлам», как назвала это Ира. Она осмотрела Иру и сказала, что кости в том месте, где была гематома, неправильно срослись. Они встали буквой «икс» и зажали нервы в середине этой буквы. Асмик сказала, что плечо починит. Дело было в обычной московской квартире. Асмик обмотала больную руку каким-то вонючим бараньим жиром и начала вправлять. «Больно ли было?» — спрашиваю Иру. «Уже не знаю, — ответила она, — у меня тогда понятие о боли стерлось». И случилось пока еще маленькое чудо: у Иры зашевелился средний палец. Асмик сказала, что плечо она Ирине вправила, но за локоть не возьмется. «Локоть мы поедем чинить в Армению», — добавила она. И они поехали в деревню Базмаберд, к дедушке, старенькому хирургу, у которого Асмик училась в институте. Дедушка взял Ирины рентгеновские снимки и стал их долго изучать на просвет. Потом подошел, взялся за руку и… Ира от боли потеряла сознание. Когда она пришла в себя, пальцы шевелились. И доктор подносит очумевшей Ире рюмку чачи. Ира не вполне здесь.