Фаина Пиголицына - Мстерский летописец

«Скучна и темна наша провинция!»» — сетовал Голышев в письме Безобразову и радостно-горестно, с иронией сообщал: «Наконец и наша Мстёра поступила в казну, выкупная операция утвердилась». Только спустя девятнадцать лет после реформы Мстёра вроде бы получила свободу. Крестьяне поспешили вносить выкупные деньги, чтобы скорее получить давно желанную собственность, но волостной старшина принялся тормозить дело, вызывал к себе, угрожал.

Раскольники будто нарочно изживали все, что сделал в свою бытность старшина Голышев. Был уничтожен хлебный магазин, «банковская сумма распущена». Никто теперь не занимался мстёрской статистикой. Безобразов просил Голышева прислать новые данные о Мстёре, о производстве и торговле. Иван Александрович обивал пороги волостного правления и ничего не мог добиться.

Время было тревожное. Одно за другим шли покушения на императора Александра II.

— Сказывают, какой-то Степан Халтурин устроился столяром в Зимний дворец, а столярная-то была как раз под царской столовой. Наносил он будто бы туда взрывчатки да и взорвал, а царь-от как раз вышел куды-то, снизу-то этому Халтурину не видать было. Опять, видно, не судьба, второй раз господь руку убийцы отводит.

— До третьего разу топерь.

— Не каркай!

— Я чо? Я — ничего.

Только 3 марта дошла до Мстёры весть о новом покушении на царя. 1 марта царь был смертельно ранен. Слухи были разные. Одни говорили, что царя убили прямо в карете. Другие оспаривали, утверждая, что была повреждена только карета. А вот когда Александр II вышел из сломанной кареты, кто-то бросил бомбу в него. Убийца был сам убит этой бомбой, а царь еще пожил немного.

Потом дошли вести, что убийцы были повешены, среди них баба — Софья Перовская.

— Говорят, она это на Курском вокзале взрыв устроила, только тогда ее еще не разоблачили. Она и бомбы на Спасской улице закладывала, а царь не поехал по ней. Да у них, поди, на кажной улице стояли свои бомбы.

— Есть же люди, которые прячут убийц?!

— Намаялись, можа, от царя-то.

— Чего ты мелешь?

— Да уж господам-то этим худо ли живется? Чай, получше, чем нам.

— Тут они, дурак, об тебе пеклись, тебе хотели помочь.

— Так они ж меня не знают.

— А зачем им тебя знать. Они знают, как всем нам живется. Сладко?

— Како там! Да только грешно человека убивать, царя аль бродягу какого, — всё одно грешно.

— А баба-то, баба-то — иродка.

— Они все, бабы, змеи, вот моя…

На престол вступил сын убитого императора Александр III, которому, в бытность его цесаревичем, Голышев не раз посылал свои издания.

И теперь, стараясь засвидетельствовать свое почтение новому императору, Иван Александрович поспешил отправить через друзей ему свой новый «Альбом русских древностей Владимирской губернии, с 40 листами рисунков».

Журнал «Исторический вестник» откликнулся на альбом большой статьей: «Изучение русских древностей и старины — занятие весьма неблагодарное. Публика не поощряет его своею поддержкой…» Не поддерживаются археологические изыскания и государством, отмечал журнал. «Нас же интересует стоическое упорство скромных тружеников. Замечательно, что, при всей неблагодарности изучения отечественной старины, при всем равнодушии общества к нему, находятся стоики, с неисправимым бескорыстием продолжающие без шума и треска свою работу на пользу науки, не щадя ни усилий, ни личных средств. К числу этих стоиков следует отнести г. Голышева, издателя лубочных картинок для народа».

Редакция отметила прошлые издания Голышева и продолжала: «„Альбом русских древностей" не только достойно дополняет серию этих изданий, но и превосходит их во многих отношениях; во-первых, по разнообразию содержания… Во-вторых, „Альбом" имеет преимущество в сравнении с прежними изданиями… по выполнению рисунков. Большинство их сделаны отчетливо, чисто, а некоторые — даже художественно. Видно старание сохранить подлинные черты оригинала, видно стремление совершенствовать техническую отделку рисунков, при наличности лишь весьма скромных технических средств, имеющихся в распоряжении издателя. Такие труды, конечно, никогда не потеряют своего значения для науки и техники… труды, подобные изданиям г. Голышева, при всей их видимой скромности, составляют патриотическую заслугу предпринимающего их. Они достойны полного внимания и поощрения…»

И поощрения пошли косяком: бриллиантовый перстень с рубином, осыпанным бриллиантами; бриллиантовый перстень с альмандином; орден Станислава третьей степени…

Новый, 1882 год начался оттепелями. Распутица, мокрый снег, туманы, неблагополучие в стране нагоняли тоску.

Безобразов, поздравляя Голышева с Новым годом, писал: «Дай Бог, чтобы для всех нас он был лучше 1881, опозоренного мученическою кончиною нашего государя». И уверял Ивана Александровича: «Ваши письма всегда очень для меня интересны. Верьте моей душевной преданности».

Барон Богушевский писал о том же: «Тот-то год не утешил, а всячески сокрушил… Сокрушил он, разрушил нашу святую веру в Правду, в Святую Волю Господню. 1-е марта порвало в нас во всех какую-то струну — это не струну ли Веры и Надежды на Будущность?..»

Голышев тоже оплакивал убитого Александра II, тем более что год царствования его преемника действительно убил все надежды на будущее. Александр III твердой рукой расправлялся со всяким свободомыслием. Он вызвал в столицу волостных старшин и заявил им:

— Следуйте совету и руководству ваших предводителей дворянства и не верьте вздорным слухам о переделах земли, даровых, прирезных… всякая собственность должна быть неприкосновенной.

Отмененная двадцать лет назад крепостная зависимость все еще продолжалась. Выйти крестьянину из общины было почти невозможно, так же трудно было отделиться от семьи выросшим, имеющим свою семью детям.

Закрывались учебные заведения, появился так называемый «циркуляр о кухаркиных детях», который запрещал принимать в гимназии детей прачек, кухарок, кучеров и мелких лавочников. Была повышена плата за обучение. Год, непутево начавшись, приносил плохие вести. Газеты писали, что в Александровском уезде прошел снег с червями. Предсказывали, что это — к голоду, мору, к войне.

В марте на восемьдесят восьмом году жизни скончался в Петербурге граф Сергей Григорьевич Строганов. В восемьдесят лет он еще ездил в Рим, ходил там по музеям. И в день смерти, в светлое Христово воскресенье, стоял заутреню, а потом, вернувшись домой, «бережно прилег… у своего рабочего стола и, скрестив руки на груди, заснул вечным сном».

В Москве открылась, по существу, первая Всероссийская промышленно-художественная выставка. Голышева пригласили участвовать в ней, и он представил все свои издания. Но в газете выражал недовольство организацией выставки. Мстеряне, например, готовили к ней коллекцию кожаной обуви, сусального серебра, литых аплике, иконных риз и хоругвей, но не были допущены. Не было на выставке ничего из Холуя и Палеха.