Фаина Пиголицына - Мстерский летописец

Мечтал Голышев, заплативший офене солидную сумму за «Родословие…», с лихвой вернуть затраченное, потому намекал в письме императору на ограниченные средства свои. Александр III не поскупился, вскорости прислал Голышеву за подарок булавку, украшенную драгоценными камнями.

В 1891 году Голышев выпустил новый альбом: «Сборник русской старины Владимирской губернии», с пятнадцатью рисунками.

Закончив «Синодик» и «Сборник русской старины», Иван Александрович писал губернатору Иосифу Михайловичу Судиенко: «…И кажется, это будут мои последние издания, с прискорбием и грустью на душе, м. б., придется сказать, моя песенка спета, заведение едва ли придется тянуть, и скрепя сердце вынужден буду прекратить, жизнь изменяется так, как и не ожидаешь, а по совести нужно сознаться, что все это тяжело и горько отзывается в глубине души, и приходится покоряться обстоятельствам, вызванным не от себя самого, а какими-то неведомыми жизненными колебаниями…»

В марте 1892 года умер Михаил Иванович Семевский, редактор и издатель «Русской старины», последний покровитель Ивана Александровича Голышева. Голышев написал воспоминания о Семевском и послал их новому редактору Николаю Карловичу Шильдеру.

А вскоре умер от рака муж Серафимы, воспитанницы Голышевых, священник отец Иоанн, Иван Крылов.

У них уже было трое детей. Старший Александр только что уехал учиться в Москву. Лидочке было шесть лет, а Сереже только три. Серафима Александровна была в отчаянье. Почти в беспамятстве хоронила она мужа в Москве, где он умер в больнице. Ей было едва за тридцать. И вот — вдова с тремя детьми.

Лидочку Голышевы оставили у себя, воспитают ее до взрослости, выдадут замуж.

У Ивана Александровича появились новые, молодые друзья, можно сказать, поклонники.

Владимирский врач-библиофил А. В. Смирнов писал Голышеву: «Во Владимире прошел слух, что Вы очень серьезно больны… Избави Бог… Вам еще надо жить… все больше и больше восторгаюсь Вашими атласами — изданиями по древности. Жаль, что у меня не все Ваши издания: достать и другие теперь трудно».

Из Петербурга писали, что теперь альбомы Голышева можно купить только по очень дорогой цене, с рук.

Узнав, что у Голышева была переписка с Семевским, Ровинским и другими видными деятелями, тот же Смирнов уговаривал Ивана Александровича опубликовать письма: «Как же Вам не грех все это хранить под спудом…»

В Голышевку проездом заглянул энциклопедист Евгений Францевич Брокгауз с намерением поближе познакомиться с Иваном Александровичем и написать о нем статью для энциклопедического словаря. Он привез новости. В Москве, прямо в Думе, совершено покушение на городского голову. Градоначальник так плох, что его боятся перевозить, операцию делали прямо в Думе.

Два года оставалось Голышеву до смерти, а он был полон замыслов, неутомим в поисках старины и опять и опять спешил поделиться находками со всеми. В 1894 году вышла новая его работа «Стих о злой траве Ших». Это была народная переделка славянских поучений о злых женах. Под словами «ших трава» подразумевались грехи прелюбодеяния — прельщение, соблазн. Рукопись была найдена случайно в одном из мстёрских переулков. Сначала Голышеву попалась половинка листа, старая, помятая. Текст заинтересовал Ивана Александровича, он стал искать далее, нашел вторую половину, а потом уж не жалел времени на поиски и в домашней рухляди мстёрского иконника, среди разных лоскутков, отыскал всю древнюю рукопись.

Графиня Уварова, получив новое издание Голышева, попросила прислать в археологическое общество все ранее изданные. «Как?! — удивился Иван Александрович. — Я же все посылал, все до единого». Мало того, в 1882 году, после художественно-промышленной выставки, он все, что привозил в Москву, оставил в обществе. И вот все это богатство растащено. То же произошло и во Владимире. Иван Александрович с горечью писал издателю журнала «Древняя и новая Россия» Сергею Николаевичу Шубинскому: «…во Владимирском статистическом комитете… буквально все расхищено, и я слышал достоверно, что мои альбомы таскали канцеляристы, продавали, а более отдавали за угощения или магарычи, таким же образом погиб и музей древностей, но это провинция, а столица — страж археологии… я обещал графине, что постараюсь пополнить и час-тию отослать… а по правде сказать, некрасиво, и не делает чести обществу, пожалуй, и охладится охота у некоторых лиц к жертвам, если узнаются подобные вещи, но ради Бога пусть это будет секретом…»

В 1895 году Иван Александрович выпустил брошюру «50 лет книжного и картинного производства И. А. Голышева». Она подводила итог прожитому и сделанному.

Он все больше хворал. Летом во время купания с ним приключился удар. Отнялась левая половина тела и правая рука. Иван Александрович долго лежал в постели, потом поднялся. Хотелось закончить начатый новый альбом «Рукописная повесть о видении Косьмы-игумена, 1688 года».

За неделю до смерти он писал Георгиевскому: «…здоровье мое незавидно… пишу теперь с большим трудом… перо еле держу, что грустно и досадно, хотелось бы докончить последний альбом по археологии… рисунки все давно готовы… дело стало за одним текстом, — и бумага для него уже лежит в амбаре. Во время разгара болезни я поручил жене просить Вас в случае смерти моей докончить начатое дело — написать предисловие изъяснительное к тексту рукописи и издать… но теперь думаю, что исподволь и сам допишу…»

Повесть о видении Косьмы — духовная повесть, была она одной из самых любимых народом, часто переписывалась и много читалась.

Иван Александрович увлекся работой, и казалось, начал поправляться. Но вдруг ему резко стало хуже, он впал в беспамятство и 9 декабря 1896 года, на пятьдесят девятом году жизни, скончался.

Последний альбом был издан уже без него. Посмертно в С.-Петербурге вышел подготовленный Иваном Александровичем в двух книгах-выпусках первый том задуманного им двухтомного собрания сочинений.

И хотя давно нет замечательного голышевского сада, а там где был дом, стоит современное здание детского сада, Местечко по-прежнему зовется в народе Голышевкои.

Тень недоверия пала и на личность Ивана Александровича Кто-то задним числом увидел в нем сходство с некрасовским купцом-выжигой из «Кому на Руси жить хорошо» Имя Ивана Александровича Голышева выпало из энциклопедических словарей. Произведения его ни разу не

Шдо^астоящего времени его исследования по мстёр-ским ремеслам, лубку, офенству, крестьянскому быту являются уникальными и непревзойденными.

Авдотья Ивановна Голышева после смерти мужа совсем прекратила литографское производство и книжную торговлю.

Она надолго пережила мужа, умерла в двадцатые годы нового столетия. В период раскулачивания, — а в мастеровой, зажиточной Мстёре раскулачено было около трехсот семей, — когда Авдотье Ивановне было уже за восемьдесят, она испытала притеснения местных властей и писала в Вязниковский исполнительный комитет: