Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны

Кстати, о планах. Расспросы Гитлера о положении в Данциге касалась экономики. Я вспомнил о задаче, в то время поставленной Гитлером перед партией: составить программу трудоустройства населения. Дилетантство, с каким честолюбивые делопроизводители разных участков составляли рабочие планы, из которых затем должна была получиться единая программа по преодолению безработицы, вызывало большие сомнения в серьезности намерений партии. Вдобавок именно в это время два партийных эксперта по технико-экономическим программам, Федер и Лявачек вынесли на суд общественности (в лице партийных "собраний интеллигенции") свои экономические теории, весьма странные и отнюдь не убедительные; у экономистов они вызывали смех, у образованных членов партии — мучительное недоумение. Я спросил Гитлера (о его отношении к Федеру я тогда еще не знал), как же будет финансироваться эта экономическая программа? "Мне кажется, — сказал я, — что теория Федера означает не что иное, как финансирование с помощью инфляции."

"Почему же? — спросил Гитлер и недружелюбно посмотрел на меня. — Впрочем, финансирование меня не беспокоит. Дайте мне только волю. Убрать спекулянтов — и не будет никаких трудностей".

"Но ведь цены невозможно удержать, если финансировать трудоустройство таким образом, — решился я возразить. — Федеровские текущие счета тоже будут способствовать инфляции".

"Инфляция наступает, если ее хотят, — возмущенно отрезал Гитлер. — Инфляция — это когда не хватает дисциплины. Недисциплинированные покупатели и недисциплинированные продавцы. Я позабочусь о том, чтобы цены были стабильными. Для этого у меня есть штурмовики. Горе тем, кто будет повышать цены. Нам не нужно никаких юридических оснований. Партия сама справится. Смотрите сами: в каком магазине штурмовики один раз наведут порядок — в другой раз там такого уже не случится".

Форстер удовлетворенно кивнул, такая экономическая дисциплина ему понятна.

"Впрочем, — продолжал Гитлер, — теории Федера и Лявачека меня не волнуют. Я обладаю даром сводить любую теорию к ее реальной сути. И в свое время я непременно это сделаю. Выдумками я бы ничего не добился. Не стоит требовать от этого Федера и его людей, чтобы их слова сбывались — даже если их санкционировала партия. Пусть они говорят, что хотят; когда я буду у власти, я позабочусь о том, чтобы они не наделали глупостей. Если кто-то возбуждает беспорядки, Форстер, сделайте так, чтобы он замолчал. Люди не умеют думать просто. Все им надо усложнить. А я обладаю даром упрощать, и тогда сразу все получается. Трудности существуют только в воображении!"

Он прервался. Пренебрежение Гитлера к Федеру в то время было мне еще в новинку. Это было интересно прежде всего как знак превосходства Гитлера над своим окружением. Гитлер, определенно, обладал даром упрощать и делал это — до какой-то степени — конструктивно. Подобно большинству самоучек, он имеет дар пробиваться сквозь стену предубеждений и традиционных мнений специалистов и при этом он вновь и вновь открывает ошеломляющие истины.

"И эти "капитаны индустрии" мне не указ. Тоже мне, капитаны! Хотел бы я знать, где их капитанский мостик! Они простые люди, дальше своего носа ничего не видят. Чем ближе их узнаешь, тем меньше их уважаешь". — Гитлер пренебрежительно махнул рукой. Форстер принялся взахлеб рассказывать о проектах трудоустройства населения, которые собраны в его гауляйтерстве так называемым инженерным подразделением на случай прихода к власти. Я заметил нетерпение Гитлера и добавил, что речь пока идет о "сыром" проекте, не хватает разработки в деталях. Мне кажется, что руководству следует расставить в проекте приоритеты, исходя из возможностей финансирования.

"Надо только поджечь запал, — возразил Гитлер. — Каким образом я это сделаю, не столь важно. Экономический оборот должен двигаться по кругу, а мы должны замкнуть этот круг, чтобы силы нашей экономят не вытекали за границу. Я могу легко добиться этого — как наращиванием вооружений, так и строительством жилых домов или поселков. Еще я могу дать безработным больше денег, чтобы они могли удовлетворить свои потребности. Тем самым я создам покупательную способность и дополнительный оборот. Но все это — просто и совсем не сложно; мы сделаем это, чтобы наши люди обрели силу воли и не боялись некоторых неизбежных трудностей. И пусть профессора думают что хотят — я считаю, что это вовсе не тайное учение, а дело здравого рассудка и воли".

Заметно было, что Гитлер не придает большого значения планам трудоустройства. В эту пору полной бездеятельности они явно казались ему таким же развлечением, как фантазии о стройках, поселках, сельскохозяйственной мелиорации, техническом прогрессе.

Весь его "план в ящике стола", как и многое другое, был лишь средством для достижения цели. Это был сверкающий мыльный пузырь, а не плод серьезной работы. И даже сам фюрер не верил, что эти труды имеют какую-нибудь ценность. Он занимался ими ради пропаганды, для воспитательных целей и нимало не заботился об их результатах.

Таким образом, ни один план из его "стола" не рассматривался всерьез. Весь багаж, с которым Гитлер пришел к власти, состоял в его неограниченной уверенности, что он со всем справится; в примитивном, но действенном правиле: что приказано, то исполнят. Может быть, это правило скорей скверно, чем верно — но время идет, а дела все еще обстоят именно так.

За поведением Гитлера всегда стояли свобода от предрассудков и крестьянская хитрость, которую сейчас кое-кто склонен называть едва ли не великолепной. И при пустом "столе", по мнению Гитлера, все потом прошло просто замечательно. А приключившиеся трудности — это дурной умысел реакционеров, которые хотели саботировать выполнение его распоряжений. Трудностей, заключавшихся в самой сути дела, Гитлер не признавал. Он видел только не способность одних людей и злой умысел других.

Впрочем, ему действительно повезло с пустым "столом". Господин Шахт заполнил эту зияющую пустоту своими остроумными идеями. Нетрудно догадаться, что без этого "волшебника" самоуверенность Гитлера очень скоро получила бы несколько тяжелых ударов. А несколько лет спустя Гитлеру пришлось уволить Шахта — уж очень настойчиво тот требовал регулировать затратную экономику. Гитлер пытался "вразумить" его рассказами о своем счастливом прошлом: как когда-то, в годы борьбы за власть, Гитлеру случалось требовать денег у партийного кассира Шварца, а тот постоянно отвечал: "Господин Гитлер, в кассе ничего нет". Тогда Гитлер стучал кулаком пo столу: "Шварц, завтра к утру мне нужна тысяча марок". И на другой день тысяча марок появлялась. "Откуда он их брал, мне все равно".