Яков Кедми - Безнадежные войны

Я не испытываю никакой радости оттого, что через несколько лет получил подтверждение в своей правоте. Грустно, что так произошло. Грустно, что государственная система совершает такие грубые ошибки в судьбоносных вопросах государства Израиль. Из-за ошибочной концепции и порочных привычек работы в Израиле не отнеслись с достаточными вниманием и серьезностью к действиям Ирана, КНДР и Пакистана и прозевали их. Средства разведслужб ограниченны, и чрезмерное сосредоточивание на ошибочных направлениях лишает возможностей уделить достаточное внимание другим направлениям. Можно предположить, что, если бы разведслужбы Израиля с самого начала действовали более грамотно, более профессионально, на основе понимания государством политических интересов, не было бы сделано таких ошибок, и результаты были бы намного успешнее. Но ошибки повторяются. Когда я слышал громогласные, полные знакомой заносчивости заявления перед атакой США на Ирак, что «весь мир содрогнется, когда увидит, каково неконвенциональное оружие у Саддама Хусейна», я улыбнулся про себя. Я опасался, что и на этот раз будут такие же результаты, и опять выяснилось, что мои опасения оправдались. Те же люди, по крайней мере часть из них, продолжают определять израильскую политику по отношению к иранской проблеме. И, что еще хуже, тот же непрофессиональный подход, полный непонимания и заносчивости, которые обычно проявляются вместе, продолжает характеризовать разведывательную, оборонную и государственную системы Израиля.

В результате моего вмешательства в проблему начальник аналитического отдела Разведуправления Генштаба потребовал запретить «Нативу» заниматься аналитикой и распространять свои оценки. Я не выдержал и заявил, что если это будет принято, то я не останусь на своей должности. Невозможно действовать, определять цели и методы без информации и ее анализа. Принятие подобной рекомендации и было основным пунктом моих разногласий с премьер-министром Нетаньяху. Но это требование, как и другие в отношении «Натива», не было принято в течение всего времени, пока я оставался во главе организации.

В один прекрасный день 1998 года мне позвонил министр иностранных дел Ариэль Шарон и попросил срочно приехать к нему в аэропорт. Он вылетал в Соединенные Штаты и хотел со мной переговорить. Я поехал в аэропорт, где мы и встретились. Шарон начал разговор об ухудшении отношений между Израилем и Россией. Он говорил о министре обороны Ицике Мордехае, который отменил визиты министра обороны России и начальника Генерального штаба Российской армии в Израиль. По мнению Шарона, это было бессмысленно и сильно навредило нашим отношениям с Россией. Поэтому А. Шарон искал какой-либо способ улучшить отношения с Россией или, по крайней мере, уменьшить ущерб. Шарон попросил меня срочно выехать в Россию и подготовить его краткий визит на обратном пути из Соединенных Штатов в Израиль. Он поинтересовался моим мнением о демаршах министра обороны Израиля. Я высказал ему свое мнение. Причиной этого, на мой взгляд, был ошибочный подход израильского Министерства обороны. Этот подход был выработан начальником аналитического отдела Разведуправления Генштаба Амосом Гильадом и еще несколькими офицерами и был принят министром обороны. Я рассказал ему о своем вмешательстве, по согласованию с главой правительства, и о результатах моих действий, которые говорили сами за себя. Но министр обороны просто пренебрег этим по рекомендации своих подчиненных, если вообще ему об этом было доложено верно и профессионально. Я заметил, что все-таки существует возможность исправить ущерб и улучшить отношения между странами.

По поводу его просьбы помочь с визитом я сказал ему, что у меня нет никаких проблем. Но я прошу оформить это официально. Во-первых, чтобы Шарон скоординировал с премьер-министром мои действия с ним, министром иностранных дел. Во-вторых, для того, чтобы заниматься этими проблемами, мне необходим был соответствующий формальный статус. Я не хотел, чтобы мне опять предъявляли претензии, что я выхожу за рамки полномочий директора «Натива» и вмешиваюсь не в свои дела. Шарон спросил, что я имею в виду, говоря об официальном статусе. Я объяснил ему, что официальный статус означает определение моей должности в дополнение к главе «Натива», как «координатор премьер-министра и министра иностранных дел Израиля по странам бывшего Советского Союза». Более или менее это соответствовало статусу Дениса Росса, специального посланника США по Ближнему Востоку. Шарон сразу согласился и отдал соответствующие указания. Вскоре я получил новый паспорт с новым статусом. Работники Министерства иностранных дел Израиля были «безмерно довольны».

Я вылетел в Москву и подготовил визит. Шарон прилетел из Соединенных Штатов под вечер и сразу сказал мне, что он обязан назавтра встретиться с председателем правительства России Е. Примаковым. В обычной дипломатической практике это практически невозможно. Во-первых, глава правительства не всегда встречается с министрами иностранных дел, обычно это происходит в исключительных случаях. Во-вторых, такие встречи планируются заранее, а тут она вообще не была запланирована. Несмотря на это, я ответил Шарону, что постараюсь. Я подошел к одному из высокопоставленных чиновников МИДа России, мы были знакомы много лет, и между нами установились отличные отношения и взаимное уважение, извинился и сказал ему, что перед нами стоит трудная задача: министр Шарон прилетел из Соединенных Штатов, где у него были очень важные встречи, и он должен срочно обсудить кое-какие важные проблемы с председателем правительства России. Чиновник ответил, что не верит, что это возможно, но пообещал попытаться. В 12 часов ночи он позвонил мне и сказал, что не знает, что произошло, но Е. Примаков согласен и встреча произойдет назавтра в такое-то время. Когда мы приехали в приемную председателя правительства, Шарон попросил побеседовать наедине с Е. Примаковым. Начальник приемной Примакова заявил, что это никак невозможно. Шарон спросил меня, что можно сделать, он обязан переговорить с Примаковым наедине. Я успокоил его и сказал, что займусь этим. Шарон не успокоился, ведь начальник приемной отказал. Я ответил ему, что это моя забота и я это сделаю. Примаков приехал больным, и на его бледном лице были заметны слабость и страдание. Он уже несколько дней лежал больным дома, но только из-за важности дела и уважения, с которым он относился к государству Израиль и министру иностранных дел Израиля, он встал с постели и больным приехал на встречу, которая, по словам Шарона, была чрезвычайно важна. И сразу же, после нашей встречи, он опять слег в постель по указанию врачей.