Яков Кедми - Безнадежные войны

Одним из аргументов Эльякима Рубинштейна было то, что, возможно, что премьер-министр считал, что он имеет право раскрывать государственные секреты. И поэтому в его действиях нет нарушения закона. Чрезвычайно оригинальный и изобретательный аргумент! Он, может быть, и достоин адвоката, но ни в коем случае человека, стоящего во главе государственного обвинения. Он противоречит всем правилам Разведывательного сообщества и порядку охраны государственных секретов. Только тот, кто определяет степень секретности, имеет право изменить ее, и никто другой. В данном случае у премьер-министра не было на это никаких полномочий. Кроме того, юридический советник утверждал, что в письме Беньямина Нетаньяху Государственному контролеру, по этому поводу, «…может быть, можно видеть в нем своего рода извинение…». На мой взгляд, это полная чушь. В письме Нетаньяху не было никакого извинения, но юридический советник был полон решимости спасти его от уголовного расследования и придал письму удобную ему трактовку.

Я отношусь критически и резко отрицательно к такому подходу к основным понятиям, как безопасность государственных секретов, права народа на свободу информации и на то, что важно для народа и страны. Но израильская общественность не отреагировала, и никто не требовал расследовать раскрытие Б. Нетаньяху государственных секретов. Американская общественность в подобном случае не осталась бы в стороне. Общество, чувствительное к чистоте норм и культуре власти, не смолчало бы. Основная вина за упадок моральных и нравственных принципов израильского руководства, усиливающаяся с каждым днем, лежит на общественности Израиля, которая мирится с этим и преклоняется перед прогнившей властью.

Я вспомнил, как мне передали о резко отрицательной реакции Э. Рубинштейна на то, что я рассказал о попытке Нетаньяху получить от российских властей Архив Хабада, в процессе чрезвычайно важных и секретных переговоров по поводу ядерного вооружения Ирана. Я понял от приближенных к Рубинштейну, что он попытался представить мои слова как разглашение информации секретных совещаний, в которых я участвовал. Если это верно, то, вероятно, у юридического советника правительства Израиля в прошлом, а сегодня Судьи Верховного суда Израиля и у меня разные представления о подходе к подобным проблемам. Я считаю, что нельзя смешивать личные приоритеты и дешевую политическую выгоду с важнейшими государственными интересами, оскорбляя и унижая престиж государства. Смешивание этих понятий не достойно и не входит в прямую компетенцию премьер-министра Израиля.

Выборы 1999 года закончились победой Эхуда Барака. Я был рад, что Барак стал главой правительства и что государство Израиль стоит перед началом столь необходимых и желанных перемен. Я чувствовал так же, как и в 1977 году, когда М. Бегин пришел к власти. Я ожидал, что сейчас все пойдет по-другому, намного лучше, и надеялся, что на этот раз у меня не будет таких разочарований, как в прошлый раз. На следующее утро после выборов я встретился с Эхудом у него дома по его просьбе. «Спасибо тебе. Ты много для меня сделал, – сказал Барак и задал естественный для него вопрос: – Чего ты хочешь?» Меня несколько раздражал этот вопрос, но я спокойно ответил: «Я ничего от тебя не хочу. Я не хочу никакой должности, ни в государственном аппарате, ни в политических структурах. Если ты будешь нуждаться во мне или в моих знаниях и возможностях, я всегда помогу тебе. Но не в качестве официального служащего. И при одном условии. Я не хочу за это никакой платы и возмещения расходов. Если ты с этим согласен, скажи, что тебе нужно».

Так и произошло. Я сделал то, что Эхуд Барак просил меня. Летал в Россию, встречался, беседовал. Передавал послания. Через несколько дней после встречи с Э. Бараком я беседовал по телефону с Ариэлем Шароном. Нас связывала многолетняя дружба. Мы познакомились в 1969 году в доме Геулы Коэн, когда она пригласила нескольких высших офицеров и генералов израильской армии на встречу с двумя молодыми новоприбывшими, Довом Шперлингом и мной, чтобы услышать от нас о борьбе евреев Советского Союза за выезд в Израиль, а также и критику в адрес правительства Израиля за то, что она делает и не делает по этому поводу. А. Шарон, весь в зените славы, был на этой встрече. Во время Шестидневной войны у меня на письменном столе было несколько фотографий: Менахема Бегина, Леви Эшкола, Моше Даяна и нескольких генералов – Арика Шарона, Исраэля Таля, Шайке Гавиша и начальника Генерального штаба Армии Израиля Ицхака Рабина. Я с волнением пожимал руку человеку, на фотографию которого я смотрел в тяжелые минуты и повторял себе: «Если они смогли, и я тоже смогу». В течение многих лет мое представление об Ариэле Шароне было под влиянием той фотографии времен Шестидневной войны и созданного с того времени его образа. С тех пор я не раз бывал в его доме и был знаком и с Лили, и с их, тогда еще маленькими, сыновьями. Мы встречались и в армии, а когда А. Шарон пошел в политику, я хотел, чтобы он добился успеха.

Место генерала в партии Херут было уже занято, Эзер Вайцман присоединился к партии Херут раньше его. А. Шарон присоединился к Либеральной партии, бывшей в политическом блоке с партией Херут. С его темпераментом, напором, хитростью А. Шарон вошел в полусонную, мелкобуржуазную партию «слюнявых интеллигентов», которые не нашли себе места в государственном аппарате, управляемом социалистической Рабочей партией, и для которых партия Херут была слишком экстремистской. Эта партия была лишена какого-либо серьезного влияния, но она дала М. Бегину легитимацию и немного сгладила его чересчур экстремистский образ в обществе. Следующим шагом в процессе легитимации было присоединение блока партий Херут-Либералы к Правительству национального единства накануне Шестидневной войны. После этого М. Бегин уже не был таким политическим изгоем, как во времена Д. Бен-Гуриона. В выборах после войны Судного дня Рабочая партия еще победила, но через четыре года она проиграла выборы, и, впервые с основания государства, власть перешла к Менахему Бегину и к блоку партий Ликуд.

А. Шарон был очень изобретательным, особенно в различного рода предвыборных комбинациях. Только благодаря его напористости, способности контактировать с людьми, вести их за собой, наобещать им что угодно, врать им он смог создать блок партий Ликуд.

Партия не приходит к власти потому, что народ принимает ее политические или общественные принципы. Она приходит к власти потому, что существующая система власти теряет ее то ли в результате ее полного развала, то ли ослабевает настолько, что попросту не в состоянии ее удержать. В большей степени именно это было причиной победы Э. Барака на прямых выборах премьер-министра. Б. Нетаньяху попросту не смог удержать власть. Он сделал почти все возможные ошибки и был предельно слаб, так же как Рабочая партия в 1977 году и как Ликуд в 1992-м. Мои отношения с А. Шароном значительно укрепились в последний год правления Б. Нетаньяху. После отставки Б. Нетаньяху А. Шарон был временно исполняющим обязанности председателя Ликуда, до выборов руководителя партии, в которых его оппонентами были Меир Шитрит и Эхуд Ольмерт. М. Шитрит с самого начала не представлял серьезную конкуренцию. А в отношении Э. Ольмерта А. Шарон испытывал настоящее унижение оттого, что он должен бороться за первенство с таким человеком, как Э. Ольмерт. Только о немногих людях я слышал от А. Шарона такие презрительные, уничижающие выражения, как об Э. Ольмерте в тот период. И только в одном отношении А. Шарон не переставал удивляться в отношении Э. Ольмерта: «Сколько у него денег для выборов? Откуда у него столько денег?»