Яков Кедми - Безнадежные войны

Накануне выборов в 1977 году меня несколько раз просили выступить в эфире в поддержку Ликуда. Я согласился говорить только на одну тему: борьба советских евреев за выезд в Израиль и поддержка этой борьбы. Касательно остальных вопросов я сказал, что есть люди, способные ответить на них гораздо более компетентно, чем я. Когда Йоханан Бадер говорит о проблемах экономики, это воспринимается намного серьезнее, чем рассуждения Яши Казакова. А моим словам о борьбе евреев за выезд из Советского Союза придают большее значение. Я призывал и на иврите, и на русском голосовать за Ликуд, потому что только Ликуд способен произвести необходимые изменения в политике государства, что позволит приехать в Израиль сотням тысячам евреев из Советского Союза.

В парламентских выборах 1977 года победил Ликуд, и Менахем Бегин после долгих лет оппозиции впервые сформировал правительство. Ликуд победил потому, что воспринимался как альтернатива прогнившей, разваливающейся и аморальной власти, терпеть которую общество уже не могло. Ранним утром, после выборов, я носился на машине по улицам Тель-Авива и Рамат Гана. У меня было ощущение, что это рассвет нового дня, с которого начинается новая эпоха, и все в Израиле будет по-другому, что все ошибки, все неудачи и недоразумения будут исправлены и страна пойдет правильным путем. Я считал, что справедливость восторжествовала. Те, кто призывал к более справедливому, более эффективному, более еврейскому и более независимому обществу, поведут Израиль к лучшему будущему.

Сразу после выборов я присутствовал на собрании Центра партии «Херут», хотя не был членом Центра и вообще не состоял в партии. Я хотел послушать дискуссию о будущей политике правительства и о новом пути. Бегин выдвинул кандидатуры министров для голосования. Когда очередь дошла до пятого министра в списке, которым должен был стать Моше Аренс, Бегин попросил слово. Сказанное им неприятно поразило меня. Удивлен был не только я. Бегин начал с комплиментов Моше Аренсу, и это меня сразу насторожило. И тут, к удивлению всех присутствующих, он вдруг провозгласил: «Я прошу от партии утвердить в качестве министра кандидатуру Давида Леви». Все оторопели, и в зале воцарилась тишина. Бегин не стал аргументировать свою просьбу, а просто сказал: «Положитесь на меня, я обещаю вам, что следующим министром будет Моше Аренс». С точки зрения личных данных, положения в партии, способностей и соответствия должности министра не было никакого сравнения между ними. Но партийный вождь сказал, и все повиновались, пусть даже скрепя сердце. Менахем Бегин руководствовался электоральными, конъюнктурными соображениями, а не соответствием кандидатов их должности. И опять я получил урок израильской политики и внутрипартийной «демократии». И снова мне ударил в нос знакомый запах Коммунистической партии Советского Союза.

Через некоторое время я попросил встречи с Бегином. Встреча состоялась в конце августа 1977 года. В ней принял участие Иегуда Авнер, советник премьер-министра по делам еврейской диаспоры. Тогда я не знал, в чем смысл этой должности в канцелярии премьер-министра. Со временем я понял: писать речи для главы правительства на хорошем английском языке, как правило, для выступлений перед иностранцами или за границей. После вежливых приветствий Бегин спросил, по какому делу я пришел. Я сказал ему: «Во время предвыборной кампании вы заявляли о необходимости изменения политики Израиля в вопросе борьбы евреев СССР. Мы поддержали вас, в том числе из-за этой позиции. Теперь, когда вы стали премьер-министром, пришло время менять политику. Но вы не сможете изменить политику, не сменив тех людей, которые определяли и проводили ту политику, против которой и вы, и мы возражали. Если вы не смените ответственных за эту политику, и прежде всего Нехемию Леванона, который возглавляет «Бюро по связям» (публичное название «Натива»), – политика не изменится». Бегин посмотрел на меня с любопытством, помолчал несколько секунд и, вздохнув, произнес серьезно и не без некоторой патетики: «У меня есть для тебя предложение. Учитывая твой опыт и знания, думаю, ты должен пойти работать в эту организацию».

Как говорили сатирики из группы «Бледнолицый следопыт», мне «ударила голова в кровь», но я взял себя в руки и со всей возможной вежливостью, но не без раздражения ответил: «Я пришел к вам не с просьбой о должности. Она мне не нужна, и не за этим я к вам обратился. Я говорю с вами об изменении политики правительства, а не о себе». В ответ немного отеческим тоном Бегин сказал: «Я глава правительства, и я считаю, что ты можешь быть полезен там. Учитывая все, что ты сделал, и твой опыт, как глава правительства, я обращаюсь к тебе с просьбой, и ты не можешь мне отказать». Я оторопел. Такого развития событий я не предвидел. Я был готов к спору, к дискуссии, к тому, что мне придется рассказать о моем видении необходимых действий, но к услышанному я был не готов. Честно говоря, я не мог ему отказать. У меня не было никаких причин отклонить это предложение. «Спасибо, – ответил я. – Возможно, вы правы. Я обдумаю ваше предложение и дам ответ в течение недели». Это было немного нагло – так ответить на предложение премьер-министра, но такова была моя инстинктивная реакция. И ему, и мне было ясно, что я не смогу сказать «нет» и что ответ будет положительным. Сразу после этой встречи мы с женой уехали в отпуск. Это была наша первая поездка за границу. Вернувшись, я позвонил Йехиэлю Кадишаю, начальнику канцелярии премьер-министра и бессменному помощнику Бегина на протяжении многих лет, и сказал ему: «Передайте, пожалуйста, главе правительства, что мой ответ на его предложение положительный».

Это была последняя встреча с Бегином, и по моей инициативе. С тех пор я больше не бывал в Доме Жаботинского, хотя до этого я себя чувствовал там как у себя. Я считал с не принятой в Израиле наивностью, что не полагается, смешивать политические взгляды, предпочтения и связи с работой в государственном учреждении, тем более в разведывательном сообществе. Позже выяснилось, что тем же вечером, сразу после встречи, Иегуда Авнер позвонил Нехемии Леванону и передал ему нашу беседу с Бегином во всех подробностях. В «Нативе» началась паника: «агент» Бегина и тот еще тип, Яша Казаков, приходит работать в организацию!

Нехемия Леванон пригласил меня на беседу. Он принял меня хорошо. И до этой встречи у нас были нормальные личные отношения. Он сказал, что получил указание от Менахема Бегина и что очень рад, что я вхожу в организацию. Он спросил, какой род деятельности меня интересует и есть ли что-то, что я не согласен выполнять. Я сказал ему: «У меня есть три условия. Первое: я не хочу работать на Западе или с Западом. Я не люблю работать с евреями Запада, о которых у меня не очень лестное мнение. Кроме того, я не знаком с Западом, и это не привлекает меня и не интересует. Второе условие: я хочу работать как можно ближе к евреям Советского Союза, которых я хорошо знаю, и меня действительно интересует происходящее с ними. Третье условие – я не буду работать с Цви Нецером». Именно Цви Нецер в свое время дал указание сообщить еврейским организациям США о том, что я советский шпион. Нехемия Леванон не удивился моим словам о Цви Нецере, но я заметил, что мой отказ работать на Западе был для него неожиданностью. Подводя итог нашей встречи, он сказал: «Я понимаю твое отношение к Цви. Я с тобой свяжусь. Пока что начни проходить проверку на допуск».