Валерий Шубинский - Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий

В апреле 1933 года Ходасевич пришел к Нине, чтобы в последний раз спросить ее: не вернется ли она. После отрицательного ответа он сообщил Берберовой, что женится. Нина была счастлива: и потому, что женой Владислава Фелициановича будет ее подруга, и потому, что только теперь она могла почувствовать себя вполне свободной («романы», впрочем, были и прежде). Вскоре она связала свою жизнь с художником и искусствоведом Николаем Макеевым.

Восьмого апреля 1933 года Ольга Марголина переехала в Бийянкур, а через два дня брак был официально оформлен. Почему Ходасевич, который так никогда и не расписался с Берберовой, считая это никчемной формальностью, теперь так торопился с этим шагом? Думается, ответ очевиден: он хотел разом обрубить все канаты, не оставляя себе обратного хода.

Своей мягкостью и заботой Ольга Марголина-Ходасевич скрасила последние годы жизни мужа. Но она не могла занять в его душе места Нины. Из пяти стихотворений, написавшихся у Ходасевича в 1930-е годы (не считая шуточных и приписанных Василию Травникову), два связаны с Берберовой. Одно — реквием их коту Мурру, написанный, видимо, в 1934 году, мягкое, идиллическое стихотворение:

Но в черновике был другой вариант третьей строфы:

Иным теням в этом «раю» места не было. В «элизейских» полях поэт хотел встретить время своего, пусть небезоблачного, счастья — 1920-е годы.

Второе стихотворение написано в июне 1937-го под впечатлением от фильма «Мария Шотландская» (1936), в котором Марию Стюарт играла Кэтрин Хепбёрн, внешне похожая на Берберову. Поэт, вдруг забывший про свое презрение к «синематографу», мысленно обращается к актрисе:

Но так или иначе, новый семейный очаг поэт обрел. Формально жизнь вошла в обычную колею. Ходасевич продолжал писать для «Возрождения» (благо, теперь это было его единственной работой), зарабатывая 300–400 франков в неделю. Вечера, а порою и ночи он проводил за карточным столом в «Мюрате»; среди партнеров его были и некоторые литературные противники, в том числе Адамович, тоже заядлый игрок. Он стал религиозен, часто бывал в костеле. Летом, если были деньги, уезжал с женой в загородные пансионы. Так шли годы.

Тем временем в идейном направлении газеты, в которой работал Ходасевич, произошли существенные изменения.

Еще в 1920-е годы на страницах «Возрождения» не раз сочувственно, хотя и не без оговорок, писалось об итальянском фашизме и его вожде Бенито Муссолини. Тогда в этом не было ничего странного или стыдного: раннему Муссолини симпатизировали такие выдающиеся либерально-консервативные политики, как Уинстон Черчилль и Владимир Жаботинский. Были у него поклонники и среди писателей, в том числе русских; Мережковский даже удостоился аудиенции у дуче и издал на средства итальянского правительства свою книгу о Данте.

Но в начале 1930-х уже в другой европейской стране, Германии, громко заявила о себе национал-социалистическая партия, в январе 1933 года пришедшая к власти. «Возрождение» помешало очень много материалов о новой Германии, НСДАП и канцлере Хитлере (в газете была принята такая транскрипция). Сперва — нейтральных, затем — нейтрально-благожелательных, потом — не без восторженного пафоса. Причина была очевидной: редакция наконец увидела в Европе политика, готового вторгнуться в Россию и сокрушить большевиков. Лев Любимов так передает рассуждения главного редактора «Возрождения» Юлия Семенова:

«Поймите, освободить Россию может только война. Кто бы ни нанес удар — немцы, японцы или англо-французы, все равно. Но немцы, пожалуй, всего вернее. <���…> Чтобы укрепить свою власть, Гитлеру нужно повести немецкий народ в легкий победоносный поход. Значит, свергнуть советскую власть ему предназначено самой судьбой. Вот она — высшая слава без особенных жертв! Гитлер, как трезвый политик, конечно, не пожелает чрезмерного унижения России. Мало ли что он там написал в „Майн Кампф“…» [701] Любимов Л. На чужбине. С. 193.

Любимов забывает лишь упомянуть, что сам он и был ведущим политическим обозревателем газеты и главным проводником ее прогерманского курса.

В том, что война Германии с Россией будет легкой и обойдется без больших жертв, в «Возрождении» не сомневались, так как не верили в экономические успехи Советов и полагали, что весь народ без исключения ненавидит большевиков и не станет их защищать. Заплатить освободителям готовы были репарациями и территориальными уступками.

Внутреннюю политику Гитлера Семенов и его сотрудники одобряли не во всем; о наиболее скользких вопросах (расовые законы, принудительная эвтаназия «дефективных» и психически неполноценных людей, стерилизационная программа, позднее — «хрустальная ночь») или совсем не писали, или делали упор на «борьбу с перегибами» — то есть вели себя в точности так же, как в сходных случаях поступала большевизанская эмигрантская пресса. Антисемитизм позднему «Возрождению» был не чужд, но — умеренный, «просвещенный», со множеством оговорок, ни в коем случае не расовый — так сказать, шульгинского пошиба. Среди постоянных сотрудников газеты были евреи, например, поэт Юрий Мандельштам (ученик Ходасевича, участник «Перекрестка»), на страницах ее появлялись большие статьи о Бялике (Ходасевича) и о Шестове (Мандельштама). Идеологически Семенову были ближе всего «нацмальчики» — члены Национального союза нового поколения (позднее переименованного в Народно-трудовой союз), сторонники идей солидаризма и корпоративного государства.