Николай Каманин - Летчики и космонавты

— Товарищи, нашего полку прибыло. Познакомьтесь, новый летчик Николай Каманин. Он самый молодой летчик эскадрильи, комсомолец, заядлый лыжник и шахматист. А теперь — гитару! — попросил Макаров.

Кто-то быстро принес гитару из ленинской комнаты. Присев на табуретку, Макаров взял несколько пробных аккордов и вдруг запел чистым приятным голосом. К нему поплотнее придвинулись люди и полилась дружная песня. Затем «вдарили» плясовую. И так почти до самого отбоя. Сразу стало легко. Исчезло щемящее чувство одиночества. Действительно, боевая часть — родной дом солдата.

Подготовка. — Волнение перед вылетом — Пять полетов за день. — Разбор полетов. — Мои первые ошибки.

Когда самолет мой был подготовлен к полетам, его опробовал в воздухе командир звена Смирнов. Но полеты почему-то откладывались. Я уже познакомился почти со всеми летчиками отряда и эскадрильи. Самые молодые из них — Чижиков, Подгорный и Биба. Они всего лишь на два года раньше меня закончили летную школу, и я думал, что далеко от меня не ушли. Подошел как-то к Чижикову, разговорились. Вспомнили школу.

— Привыкай, все будет нормально.

— А вы быстро привыкли?

— Как сказать? Два года службы в части — большая школа.

— И многому научились?

— Многому, а все еще мало, — задумчиво ответил Чижиков. — Научились бомбить, стрелять, фотографировать. Летаем в сложных метеоусловиях, летаем ночью. Летали на боевые задания против белокитайцев. Действовали в нескольких районах. Особенно запомнились вылеты в район, где находилась большая группировка войск белокитайцев. Мы наносили бомбовые удары с малых высот, поливали пулеметным огнем тех, кто нарушил советскую границу. Задачу выполнили, помогли ликвидировать конфликт на КВЖД.

Вот они, два года службы в строевой части: бывшие учлеты стали настоящими военными летчиками с боевой практикой. Почувствовал себя желторотым птенцом, попавшим в семейство орлов. Но где-то в сознании росла уверенность: я тоже сумею быстро войти в строй.

Прошло несколько дней, полных утомительного и тревожного ожидания. Наконец мне объявили, что завтра с 9 часов утра будут полеты и что мне нужно приготовиться.

К чему приготовиться, командир звена не сказал, но я понял: предстоит проверка на земле и в воздухе. Весь вечер просматривал конспекты по теории полета, аэронавигации и материальной части.

Два события в жизни военного летчика накрепко остаются в памяти: первый самостоятельный полет на самолете в школе и первый полет в строевой части. Если в школе за твоим полетом следят десятки глаз товарищей, вместе познающих тайны первого самостоятельного взлета, готовых простить и понять твои огрехи, то в строевой части на тебя смотрят бывалые летчики, командиры, и они вынесут приговор не только лично тебе, но и той школе, из которой ты вышел. Двойная ответственность: за себя и за школу. Двойное волнение. Еще раз вспомнил своих инструкторов, командиров, начальника школы, их теплые напутствия.

Рано утром, взволнованный, подошел к эллингу.

— Откройте ворота, — сказал часовому.

— А вы техник или летчик? — спросил часовой. — Я вас первый раз вижу.

— Летчик.

— Рано пришли, товарищ летчик, — успокоительно произнес часовой. — Техники придут через десять минут, а летчики через час. Поторопились.

Пришлось подождать. Но вот открылись ворота эллинга. До красной черты, где производилась заправка самолетов и запуск моторов, от эллинга было около 300 метров. Этот путь самолеты преодолевали так: их выкатывали на колесах до красной черты и там переставляли на лыжи.

В отряде было 18 техников и мотористов. Для вывода самолета требовалось семь-восемь человек. Значит, чтобы вывести на линейку шесть самолетов, каждому технику и мотористу приходилось выкатывать не менее трех самолетов и тратить на это около часа времени. Надо им помогать, решил я и тут же включился в общую группу. Техники с одобрением приняли мою помощь.

И вот уже все самолеты на линейке у красной черты. Теперь их стали заправлять водой и маслом. Я взглянул на часы.

— Опаздываем, — с тревогой сказал я технику Данилову.

— Ничего, успеем.

— А если срочный вылет?

— Война кончилась. Теперь полеты учебные. Но мы и так торопимся.

Был яркий солнечный день, искрился свежий, ночью выпавший снег, температура воздуха — минус 32, но весь технический состав так напряженно работал, что никто не замечал холода. Данилыч, как все называли техника моего самолета, был одет в легкую кожаную куртку и работал без перчаток. Он успевал всюду. Пока техник заправлял двигатель маслом и водой, мы с мотористом Кирсановым переставили самолет с колес на лыжи.

Пришли летчики, и на стоянке стало людно. Все спешили поскорее запустить двигатели. Спешили и мы, но все же нас опередили. Где-то в стороне раздался сухой, гулкий треск, и над аэродромом прочно повис слитный гул работающего двигателя.

В 8.45 все самолеты эскадрильи были готовы к полетам, весь летно-технический состав выстроился на линейке.

— Смирно! — подал команду начальник штаба.

Он встретил командира эскадрильи, отрапортовал. Командиры отрядов получили задания от комэска, вернулись к летчикам.

Отряд изучил задание еще вчера, но утром, перед полетами задачи уточняли еще раз в соответствии с обстановкой и с учетом возможных изменений. Это один из законов летной работы.

— Прошу внимания, — обратился к нам командир отряда Макаров. — Ставлю задачи. Звено Табаровского выполняет задание полностью по приказу. Смирнов в первый вылет на бомбометание пойдет не с Кольцовым, а с Кануновым. Напоминаю, что взлет отрядом ровно в 12.00. Не задерживаться при выполнении первых вылетов и с дозаправкой самолетов. Выруливаем правым пеленгом. Последним рулит Каманин. С вами, товарищ Каманин, я сделаю два контрольных полета.

Чеканный, командирский слог приказа. Словно на боевую задачу. А ведь вчера вечером этот же человек держал в своих руках семиструнную гитару, рассыпал лихие переборы на всю казарму и пел задушевные песни.

— Волнуешься, Каманин? — будто невзначай спросил Макаров.

— Немного, товарищ командир.

— Это хорошо. Волноваться надо, но только не очень много. Знаешь, когда я первый раз летал, чуть не угробился. Переволновался. А мой друг слишком спокойным был, убился. Замедленная реакция, как объяснили после. Но это было давно. Теперь у нас самолеты хорошие. Летать можно. Не волнуйся. Привык к нашему солнцу?

— Привык, товарищ командир.

— Хорошее солнце. Запомни: оно всходит с востока. А мы на самом Дальнем Востоке. Для всей страны мы день начинаем.

По сигналу инженера эскадрильи почти одновременно техники запустили моторы всех самолетов. Все три отряда один за другим порулили на старт. Я рулил пятым в правом пеленге. Впереди меня — мой командир звена Алексей Смирнов. На борту его самолета пламенела надпись «Красная сибирячка». Приблизившись к старту, Смирнов знаками приказал мне зарулить на запасную линию, а сам вслед за звеном Табаровского ушел в воздух.