Борис Никитин - Чайковский. Старое и новое

Однако было бы ошибочно представлять будущего "лучшего друга" Петра Ильича только суровой бесстрастной деловой женщиной. В ней вместе с этими чертами совмещались глубокие чувства, романтический настрой, материнская любовь. Ее рано выдали замуж, и, судя по отдельным ее замечаниям (чувство долга не позволяло ей говорить об этом откровенно), замужество это совершилось без особой любви к супругу, для которого она тем не менее делала все, что было в ее силах, и он был ей предан безмерно.

Карл Отто Георг фон Мекк, которого все звали по-русски Карлом Федоровичем, происходил из старинного дворянского рода, идущего по самым удаленным в прошлое сведениям от силезского канцлера Фридриха фон Мекка, жившего в конце XV века. Внук этого канцлера переселился в Лифляндию, отошедшую в 1721 году по Ништадтскому миру к России. Таким образом семейство Мекков очутилось на территории России еще в начале XVIII века после знаменательных побед Петра I над шведами и так и осталось жить в Риге. Карл Федорович родился в 1819 году и был, следовательно, на двенадцать лет старше Надежды Филаретовны. Оставшись после смерти отца совершенно без средств, он твердо решил выбиться в люди и получить высшее образование. Так как денег на проезд у него не было, то, по семейным преданиям, он отправился в Петербург пешком. Там он поступил в институт и успешно закончил его, получив диплом инженера путей сообщения. С этим дипломом Карл Федорович определился на службу под Смоленском, где и познакомился с Надеждой Филаретовной. Состояния у него тогда, естественно, не было, и приданое невесты тоже не составляло богатства, которое могло бы избавить семью от постоянных забот о добывании средств для жизни. А семья между тем росла. К 1855 году, т. е. через восемь лет после венчания, у Надежды Филаретовны уже было пятеро детей, да еще один ребенок умер в раннем детстве. Карл Федорович служил в то время в правлении Московско-Варшавской железной дороги и, следовательно, находился, как тогда говорили, на казенной службе, получая всего 1500 рублей в год. Заметим для прояснения, что Чайковский в шестидесятых годах получал примерно такое же жалованье и едва сводил концы с концами, живя в одиночку, а Меккам надо было кормить на эти деньги огромную семью. Надежда Филаретовна вспоминала об этих годах как о периоде страшной бедности, когда ей приходилось быть одновременно кормилицей, нянькой, учительницей и швеей для своих детей, а также камердинером, бухгалтером, секретарем и помощником своего мужа. Все хозяйство держалось на ней, как в свое время держалось оно в прежней семье на руках ее матери, с той только разницей, что средств было во много раз меньше. Однако как ни трудна была жизнь, больше всего ее тяготила казенная служба ее мужа. По ее впечатлениям, государственная служба делала из человека куклу, автомат, и он должен был забывать о том, что у него есть разум, воля и человеческое достоинство. По этой причине она стала уговаривать Карла Федоровича оставить государственную службу. Муж вполне резонно заметил ей, что тогда им будет нечего есть. У Надежды Филаретовны были на этот счет свои идеи, и супруг сделал то, на чем она настаивала. Он вышел в отставку и обнаружил, что и в самом деле есть стало нечего. Сама Надежда Филаретовна вспоминала, что в это время семье приходилось обходиться двадцатью копейками в день59.

Рассказывая в письмах Петру Ильичу о своих переживаниях в те трудные дни и о подвигах, которые приходилось совершать, чтобы выжить, Надежда Филаретовна сделала одно признание, которое не может свидетельствовать ни о чем другом, как о том, что семейная ее жизнь была не сладкой: "Это было не последнее тяжкое положение в материальном отношении, а о нравственных страданиях, какие достались на мою долю в жизни, и говорить нельзя"00. Карл Федорович был талантливым инженером по строительству железных дорог, но, будучи хорошим инженером, он был весьма слабым предпринимателем. За дело взялась энергичная Надежда Филаретовна, и действия ее сразу привели к большим успехам. Железные дороги в России еще только начинали строиться, и для предприимчивого человека это была золотая жила, поскольку конкурентов пока было немного, дело было сравнительно новое, изыскательские работы по оценке трудоемкости строительства проводились приближенно, и в этих оценках не последнее слово принадлежало самим подрядчикам, которые, разумеется, не оставались в долгу перед правительственными чиновниками, имеющими влияние на выдачу подряда тому или иному строителю. По совету Надежды Филаретовны Карл Федорович нашел денежного партнера, и вместе они взяли подряд на строительство Московско-Курской и Рязанско-Козловской линий, получив исключительно выгодные условия от министерства путей сообщения. На этом деле было приобретено несметное богатство, как это часто бывает на новых предприятиях, когда еще нет конкуренции. Зато сразу после такого успеха в строительство железных дорог бросилось множество предпринимателей, стремившихся поскорее использовать открывшиеся возможности: пример Мекка и его партнера Павла Григорьевича Дервиза выглядел чрезвычайно соблазнительно.

Здесь надо сказать, что среди других подрядчиков Мекк оказался не только более честным, но и более компетентным. Тогдашний главный инспектор железных дорог Андрей Иванович Дельвиг, который около года исполнял обязанности министра путей сообщения, имел непосредственный доступ для доклада к Александру II и был в курсе всех махинаций подрядчиков и правительственных лиц. В своих воспоминаниях он приводит сравнительные стоимости постройки одной версты Либавско-Роменскои дороги, предложенные различными подрядчиками. Из трех конкурентов Мекк дал самую низкую стоимость. При этом Дельвиг отмечает, что качество работ, производимых Мекком, которые он лично инспектировал, отличалось в лучшую сторону от других подрядчиков, экономивших на всем в целях получения максимальной прибыли. В печати тоже отмечалось, что Либавская дорога была построена за невиданно низкую цену и на высоком техническом уровне. С усилением конкуренции начало расцветать взяточничество, которое достигло таких размеров, что правительственные чиновники брали за устройство подряда по 4000 рублей за одну версту дороги. Дошло до того, что на высокопоставленных членов правительства вплоть до министра оказывали нажим через самого царя, используя для этого даже его любовницу Екатерину Михайловну Долгорукову, а также ее родственниц и приятелей. Из подрядчиков особенно усердствовали Губонин и Ефимович. Дельвиг в пору исполнения обязанностей министра, услышав от царя указание отдать Либавско-Роменскую дорогу Ефимовичу, а Лозово-Севастопольскую — Губонину, был ошеломлен. Ведь для него, никогда не бравшего взяток, было просто страшно заподозрить царя в том, что и он вовлечен во взяточническую круговерть. Иначе такое противоречащее всякому смыслу волевое решение монарха объяснить было невозможно. Дельвиг то ли испугался, то ли совесть не позволила ему продолжать службу на таком фоне, но только он решил уйти в отставку подальше от греха. Как уж там сладилось дело, теперь трудно узнать, но, видно, Александр II, недовольный затяжкой исполнения его приказания, повелел уволить Дельвига с тем почетом, который полагается в таких случаях. Дельвиг так и не успел подать прошение. Перед увольнением он все-таки постарался сильно затянуть дело, и подряд в конце концов был отдан Мекку, давшему самую низкую цену на постройку Либавско-Роменскои дороги. Губонин же получил свою Севастопольскую61. Мекк, конечно же, не сидел сложа руки, и дело не обошлось без взятки тем, кто крутился около Долгоруковой. Он прекрасно понимал, что в противном случае дорогу получил бы не только более ловкий взяточник, но и недобросовестный строитель. Вот и судите теперь Мекка за его доброе дело. Не проще ли было бы бросить борьбу, сохранить имя честного делового человека и отстоять свои принципы?