Бен Макинтайр - Агент Зигзаг. Подлинная военная история Эдди Чапмена, любовника, предателя, героя и шпиона

Спор осложнялся внутренней борьбой за сферы влияния и личной неприязнью участников. По словам одного из офицеров абвера, присутствовавшего при обсуждении, фон Эшвеге «явственно считал, что все, сделанное ранее, никуда не годится, — подобное знакомо каждому из нас». С другой стороны, о фон Грёнинге он отзывался как о «человеке, который никогда не прислушивается к чужому мнению». Ожесточенные споры продолжались пять дней, пока решение не вынес, предположительно, лично Канарис. Абверу требовалась история успеха; не было никаких доказательств того, что Чапмен ведет двойную игру, зато имелось множество свидетельств, включая статьи в английских газетах, подтверждающих изложенное в его отчете. Он выказал достойную подражания храбрость на службе Германии, и поэтому его следует наградить, поздравить, во всем ему потакать — и не спускать с него глаз.

Фон Грёнинг вернулся в Осло, сияя от радости. Он объявил, что абвер решил наградить Чапмена суммой 110 тысяч рейхсмарок: 100 тысяч — «за отличную работу в Англии» и еще 10 тысяч — за попытку организации диверсии на «Ланкастере». Это было на 27 процентов меньше обещанных ему контрактом 150 тысяч, но все же огромная сумма, к тому же соответствующая обстоятельствам: абвер лишь на 73 процента верил, что Чапмен говорит правду. Как любой опытный преступник, Чапмен попросил выдать ему всю сумму наличными, однако фон Грёнинг ответил, что он получит оплату в виде кредита в штаб-квартире абвера в Осло, куда он «сможет обращаться за ними в любой момент». Не было нужды добавлять, что в этом случае Чапмен не будет испытывать соблазна скрыться, едва получив деньги на руки. Кроме того, он будет ежемесячно получать зарплату в 400 крон. Чапмен подписал чек, на котором уже стояла подпись фон Грёнинга — теперь не только его шефа, но и его личного банкира.

Последовавшая за этим сцена была, пожалуй, самой удивительной во всей этой истории. Как рассказывает Чапмен, фон Грёнинг торжественно поднялся на ноги и передал ему небольшую коробочку, обитую кожей. Внутри, на черно-красно-белой ленте, лежал «das Eiserne Kreuz», Железный крест — высшая награда для храбреца. Введенный в прусской армии в 1813 году, во время Наполеоновских войн, Железный крест был возрожден кайзером в годы Первой мировой войны, а в ходе Второй мировой превратился в центральный элемент нацистской иконографии, высший символ арийской доблести. Сам Гитлер с гордостью демонстрировал Железный крест, которым был награжден в 1914 году, будучи капралом. У Геринга было два креста — по одному за каждую войну. Загадочная притягательная сила этой награды была столь сильна, что открытки с изображениями самых знаменитых ее обладателей с увлечением коллекционировали не только дети, но и взрослые. Чапмен удостаивается этой награды, произнес фон Грёнинг, за «выдающееся усердие и успехи». До этого ни один британский гражданин не был награжден Железным крестом.

Чапмен изумился, а про себя и повеселился, получив столь неожиданный подарок. «Останься я с этой бандой подольше, — говорил потом он, — мог бы стать рейхсмаршалом…»

Нацистская оккупация тяжело давила Норвегию, так что Чапмен, выполняя приказ отдыхать и развлекаться, вел вполне растительную жизнь. «Поезжай в деревню, — говорил ему фон Грёнинг. — Купайся, ходи на яхте…» И Чапмен делал то, что ему велели. Днем он исследовал свой новый дом, всегда в сопровождении Джонни Хольста или Вальтера Преториуса, ходивших за ним, будто привязанные. По вечерам они отправлялись пить в «Ритц» или «Левенбрау». Чапмену намекнули, что для следующей миссии ему, вероятно, придется пересечь море, поэтому Хольста предоставили в его распоряжение, чтобы тот учил Чапмена ходить на яхте в любое удобное для него время. Хольст был инструктором по радиосвязи, однако он в любой момент был готов отправиться выпить или походить под парусом, откладывая занятия, как только на него находило подобное настроение. Странным человеком был этот новый приятель Чапмена — временами культурный и утонченный, иногда он становился полной свиньей. Он говорил на датском и норвежском, любил музыку и море. Будучи сильно пьяным (то есть большую часть времени), он становился угрюмым и агрессивным, а оставаясь лишь слегка навеселе (то есть в остальное время), пребывал в настроении плаксивом и сентиментальном. Он жестоко страдал от приступов белой горячки, и у него сильно тряслись руки. У Хольста был роман еще с одной секретаршей абвера, немкой по имени Ирен Меркль, состоявшей в норвежской «пятой колонне» перед вторжением. «Если когда-нибудь англичане войдут в Норвегию, ее расстреляют», — не без гордости говорил Хольст.

Фон Грёнинг, зная, как легко Чапмен начинает скучать, велел ему «поработать над морзянкой», и однажды утром его препроводили в школу радистов, расположенную в одном из больших особняков Осло. Верхние Комнаты здания были разгорожены на клетушки с дверями, каждая из которых запиралась на ключ. Шпионы, учившиеся в радиошколе, появлялись здесь в разное время и тут же запирались на ключ в отдельных клетушках, чтобы исключить их встречу. Чапмена протестировали и объявили, что он хорошо работает с рацией, хотя его умения и «требуют доработки». После этого его выставили вон. Очевидно, ему не доверяли настолько, чтобы оставить один на один с рацией.

Жизнь в Осло проходила в удовольствиях. Чапмен, казалось, не слишком стремился учиться, да и вообще заниматься всерьез хоть чем-нибудь. Фотограф по имени Роткагель, бывший менеджер фабрики «Лейка», был нанят, чтобы учить его фотографии. Ему выдали камеру и пленку. К Чапмену время от времени обращались как к эксперту, что сам он находил странным: время от времени у него просили консультаций по вопросам, связанным с диверсиями, ожидая от него советов на основе его опыта и его героических деяний. Время от времени его приглашали на встречи с приезжими германскими сановниками, которым гордый фон Грёнинг представлял его как «человека, который уже побывал за морем ради нашего дела».

Как-то раз, наполовину в шутку, Чапмен объявил фон Грёнингу, что хочет купить лодку. Тот, вопреки ожиданиям, не отверг идею, а сразу же выдал Чапмену целую кучу наличных. С помощью Хольста он приобрел на верфи Эвансона шведский ялик — небольшое элегантное парусное судно с маленькой каютой, идеальное для плавания по фьордам. Постепенно надзор за Зигзагом, казалось, ослабевал: Хольст и Томас уже не следили за каждым его шагом. Ему даже позволили в одиночестве ходить под парусом, что чуть не кончилось катастрофой, когда Чапмен, вопреки совету Хольста, в шторм вышел на ялике в Осло-фьорд и потерял парус. На буксире его отвели в гавань, однако, вопреки ожиданиям, никто не насмехался над его глупым поступком — напротив, его спасение, казалось, укрепило его авторитет среди немцев.