Ингрид Бергман - Моя жизнь

Когда неделю спустя Ингрид приехала на киностудию для участия в фильме Эдвина Адольфсона «Граф из Мункбро», она успела тщательно отрепетировать свой эпизод, перед тем как все разошлись на ленч. Вынувшись на студию через час, она обнаружила небольшие горшочки с цветами, которые, как по волшебству, появились по обе стороны дорожки, ведущей к съемочной площадке. Она наклонилась, чтобы прочитать маленькую записку, торчащей в одной из них. «Dar du gar, dar blommar jorden». («Там, где проходишь ты, на земле распускаются цветы».)

Наверное, за все последние годы своей кино-карьеры, богатые самыми экстравагантными похвалами, она не получала столь милый и трогательный знак внимания, как эта записка от Густава Муландера. С его стороны это был глубоко прочувствованный жест почтения к молодой девушке, в которой он различил приметы великого таланта.

Фильм «Граф из Мункбро» оказался комедией, где рассказывалось об одном дне из жизни молодых представителей богемы, пытающихся обойти суровый закон в Стокгольме в 1933 году. Ингрид играла Эльзу — служанку в довольно обшарпанной гостинице, преследуемую лихим гулякой. В роли последнего выступал Эдвин Адольфсон, бывший одновременно и режиссером фильма. Плотная, круглолицая, она появляется на экране в платье в черно-красную полоску, подбегает к окну, чтобы громко и радостно приветствовать Эдвина. Едва ли можно считать, что такой кинодебют обессмертил имя Ингрид Бергман в истории кинематографии.

В «Книге» она написала о своем первом режиссере:

«Эдвин почти не объясняет, что мне нужно делать, считая, что, обладая такой «наглостью и смелостью», я смогу справиться с ролью сама. «Я ничего не могу с тобой сделать, — говорит он. — Потому что ты всегда критикуешь все, что я делаю, и постоянно во все суешь свой нос»».

По-видимому, он имел в виду сцену с Толли Зельман.

По сюжету мне надо было войти в рыбный магазин и встать в очередь у прилавка. Продавщицу рыбы играла одна из прекраснейших шведских комедийных актрис Толли Зельман. Она заворачивала рыбу в газету для покупателя, стоящего впереди меня. Понаблюдав за ней, я подошла к прилавку и сказала: «Знаете, это делается не совсем так. Я вам покажу, как с ней управляются на рынке. Надо положить рыбу вот сюда, отвернуть край бумаги, затем подвиньте ее на край и вот так заворачивайте. Понятно?» Я улыбнулась актрисе и вернулась на свое место. Наступило долгое молчание, после которого Толли Зельман громким голосом спросила: «Кто она такая?» В ту же минуту я поняла, что действовала необдуманно; указывать актрисе —не мое дело. Я начала покрываться краской. Эдвин, как мне показалось, издал нервный смешок и произнес: «Эта молодая девушка — из начинающих». «0, — сказала Толли. — Неплохо начинает, не так ли?»

Но, несмотря на то что я повсюду совала свой нос, к концу съемок мы с Эдвином стали большими друзьями.

После первого же фильма и дирекции, и продюсерам шведской киностудии стало ясно, что у них появилась молодая актриса, обладающая огромными возможностями.

Густав, Карин Свэнстром, Эдвин, Ивар Йохансон — все убеждали ее пересмотреть планы на будущее. Зачем оставаться в Драматической школе, если на киностудии у нее есть масса шансов проявить себя? Это тот наикратчайший путь к успеху, который в Драматической школе немыслим. Эти советы, в общем-то, совпадали с ее собственными мыслями. В конце концов, академическая сцена уже наглядно продемонстрировала преимущества старшинства перед актерскими способностями.

В «Книге» она писала:

«Мне предложили контракт с гонораром 75 крон (7 долларов 50 центов) ежедневных и 5000 крон (500 долларов) в первый год работы, 6000 крон — во второй и 7500 крон — в третий. 2000 крон в год будут забирать частные уроки. В моем распоряжении будет оставаться весь гардероб, которым я пользовалась в фильме. Кроме того, они, если смогут, будут давать мне возможность играть в театре. Могли бы вы отказаться от такого контракта? Но мне вовсе не хочется отказываться от театральной карьеры».

В августе Ингрид попросила о приеме директора Королевской драматической школы. Беседа не прошла безболезненно.

— Вы говорите, что хотите оставить Школу и работать в этих бегущих картинках? — спросил Улоф Муландер ледяным тоном.

Ингрид была готова к такому уничижительному отношению.

— Возможно, вы правы относительно того, что касается кино, господин Муландер. Я знаю, что значение его не так уж велико, но для меня это самый короткий путь. Я снимусь в паре фильмов, сделаю себе пусть небольшое, но имя, а потом вернусь в Школу заканчивать обучение. Тогда, может быть, я смогу получить небольшую роль типа той, которую предложил мне мистер Шёберг.

На Улофа ее доводы не произвели ни малейшего впечатления.

— Сейчас вы будете слушать меня, мисс Бергман, — произнес он диктаторским тоном, в котором не было ни грана симпатии. — Должен признать, что у вас есть талант. Но если вы теперь уйдете в кино, вы его погубите. Если останетесь здесь, то со временем можете стать хорошей актрисой, возможно, великой актрисой. Но вы не сможете достичь успеха ни в кино, ни где бы то ни было, потому что у вас нет профессиональных навыков, необходимых для любого рода искусства. Вы пока что не в состоянии управлять своими жестами, голосом, эмоциями. Вы ничего не знаете о жизни. Всему этому вас научат здесь в течение двух лет.

Все попытки Ингрид прийти к какому-либо компромиссному решению были высокомерно отвергнуты. Она была глубоко расстроена. Ведь она шла к нему.

чтобы обсудить свою ситуацию, а он обращался с ней как с глупенькой школьницей.

— Мне очень жаль, но решение мое твердо, — упрямо повторила Ингрид.

Последовала небольшая пауза, следом за которой разразилась настоящая буря. Улоф Муландер допустил самую что ни на есть роковую ошибку, пытаясь запугать ее.

— Вы приняли решение? Нет, барышня, вы не оставите нашу театральную школу. Вы всего лишь студентка. Я запрещаю вам уходить. Понимаете? Я запрещаю.

Наступившая пауза тянулась довольно долго, пока вечно смущавшаяся Ингрид не сделала свой первый шаг на пути отстаивания собственной независимости.

— Не представляю, как вы можете запретить мне, --сказала она хладнокровно. — Нас не связывает контракт. Да, вы приняли меня в Школу, но на уроках свободное посещение. Я ни за что не плачу, и мне ни за что не платят. Если я не захочу вернуться с сентября в Школу, вы не сможете посадить меня за это в тюрьму. Вы хотите решать за меня. Я ухожу.

Густав Муландер, человек менее пылкий, чем его брат, только поднял брови, когда Ингрид рассказала ему, как отреагировал на ее визит директор театра. Но комментировать это событие он не стал.

Однако Улоф заронил в Ингрид серьезные сомнения. Она чувствовала, что он прав, говоря об отсутствии у нее необходимых знаний. Ей на самом деле были необходимы уроки драматического искусства, которые она собиралась оставить. Но Шведская киностудия предлагала 2000 крон в год на оплату частных уроков. Это окончательно убедило ее в правильности выбора.