Ингрид Бергман - Моя жизнь

Она не соглашалась. «Нет, — говорила она. — Моя жизнь заполнена. Я собираюсь много сниматься в Голливуде. Я собираюсь вернуться в театр и играть в разных пьесах. Есть одна роль, о которой я мечтаю все время, — Жанна. Мне нужна театральная дисциплина». Но где-то в глубине души она думала: «А может быть, он прав? А что, если действительно прав?»

Ингрид знала, что у него были свои проблемы. За цинизмом, дерзкой улыбкой, клубами сигаретного дыма, рукой, тянущейся к бесконечным бутылкам, скрывалась зыбкость, неопределенность. Как многие корреспонденты того времени и, конечно же, как его хороший друг «Папа» Хемингуэй, он считал выпивку своего рода болеутоляющим средством, чем-то вроде «признака мужества». Временами жизнь представлялась им нудными интервалами между выпивками.

В 1945 году ему тоже надо было решать, как приспосабливаться к мирной жизни. Он мог, конечно, найти другие горячие точки. Но ведь когда-то ему наскучит такая жизнь гуляки-матадора?

Да, он мог критиковать Ингрид за то, что она отгородила себя экраном и плюшем театрального занавеса от истинной, полной жизни. Но, как многие молодые люди, вернувшиеся с войны, он прежде всего был занят поиском нового пути для самого себя. Какая же роль была уготована в этом Ингрид?

В списке родственных душ Ингрид Бергман есть несколько имен, присутствие которых с первого взгляда кажется в нем более неправдоподобным, нежели имя круглолицего гения британской режиссуры Альфреда Хичкока. Их дружба выдержала и время, и испытания. Какую-то роль в их отношениях играло обоюдное пристрастие к мартини после утомительного дня на студии, хотя Ингрид находила догматическое британское отношение Хича к напиткам довольно странным.

Как только часы били шесть раз, он являлся с мартини. Он обожал, чтобы твой стакан был всегда полон. Мне он присудил почетное звание: Бездонная Бочка.

Однажды вечером он готовил ужин для нас двоих. Мы уже выпили, смеялись, нам было очень весело. Наконец я произнесла:

— Хич, я засыпаю.

— Иди ложись на диван, отдыхай, а я пока закончу,— приказал он.

Я пошла в гостиную и прилегла на диван. Проснулась я посреди ночи. В противоположном конце комнаты я увидела другой диван, на котором спал как дитя ввернувшийся калачиком Хич. В этот момент он приоткрыл один глаз.

— Что случилось с нашим замечательным ужином? — спросила я.

— Черт возьми, ты же отключилась. А потом и я, черт возьми, отключился.

Роскошный ужин благополучно каменел на столе.

Как-то раз один из критиков, готовивший статью об Альфреде Хичкоке, попросил написать Ингрид несколько строк.

Вот что она прислала:

«Его режиссерское великолепие заключается в умении все подготовить заранее. Нет ничего такого, чего бы он не знал о своем фильме еще до того, как начнет его снимать. Каждый штрих, каждый элемент декорации он сначала готовит в миниатюре дома, а потом уже воссоздает в студии. Ему не всегда даже надо смотреть в объектив, он говорит: «Я знаю, как это выглядит». Я не знаю ни одного режиссера, который работал бы так, как он. Он, конечно, хочет, чтобы все следовали его указаниям, но, если у актера есть какая-то своя идея, он дает ему возможность попробовать себя. Иногда мне казалось, что я выдержала это испытание и Хичкок готов изменить свой вариант постановки. Но, как правило, он возвращал все на круги своя, откровенно говоря: «Если ты не можешь сделать это по-моему, обмани меня». Это стало для меня хорошим уроком. Множество раз в будущем, когда мне не удавалось выйти победителем в битве с режиссером, я вспоминала слова Хича и «обманывала» его.

Его юмор, его острый ум приводят в восхищение. Думаю, он любит вполне реальных людей. Если на съемках кто-либо досаждал ему, он начинал с ним разговор в свойственной ему двусмысленной манере. Вполне вроде бы нормальная беседа на деле оборачивалась совершенной бессмыслицей. Таким путем он избавлялся от непрошеных гостей».

Ингрид и Альфреда Хичкока объединил, конечно, Дэвид Селзник, хотя его потрясающая карьера к середине 40-х годов начинает идти на спад.

В 1924—1940 годы у Селзника работали практически все известные звезды Голливуда. Он был продюсером шестидесяти фильмов, многие из которых получили международное признание. И тут появилась картина «Унесенные ветром». В свои тридцать семь лет благодаря этому грандиозному фильму, за создание которого он нес главную ответственность, Селзник достиг таких высот, каких уже не достигал никогда. Фильм принес ему всемирную известность, славу и опустошил его. Он заставил его признать, что лучшего он уже никогда не сделает.

Селзник предлагал использовать его опыт в интересах военной пропаганды, но генералы, с которыми он вел переговоры, не проявили к этой идее никакого интереса. Он даже увлекся было мыслью заняться политикой. Но единственное, что ему удалось достичь на этом поприще, — это стать председателем голливудского Комитета по оказанию помощи объединенному Китаю. В душе он оставался человеком кино и никогда не мог .расстаться с делом, которое любил.

Он обладал неистощимым энтузиазмом и неистощимой энергией. Он действительно жег свечу с двух концов. Когда я вернулась в Голливуд, он сдавал меня в аренду за огромные деньги. Многие мои друзья говорили: «Интересный у тебя агент. Вы словно поменялись ролями. Себе он берет девяносто процентов, а тебе дает только десять».

С 1940 года до конца 1945-го Ингрид снялась всего в одиннадцати фильмах, и ее годовой доход составлял 60 тысяч долларов. Потом, начиная с картины «У Адама было четыре сына», Дэвид стал «уступать» Ингрид другим кинокомпаниям. От Уорнеров он получил за «Касабланку» 110 тысяч долларов; от «Парамаунта» за участие Ингрид в фильме «По ком звонит колокол» — 150 тысяч долларов; за «Саратогскую железнодорожную ветку» — 100 тысяч долларов. «Цена» на Ингрид достигла астрономических размеров, когда он выторговал свои условия на ее работу в ленте «Колокола святой Марии».

Меня все это забавляло. По-настоящему я над этим не задумывалась. Я подписала контракт. Здесь я зарабатывала намного больше денег, чем когда-либо в Швеции. Дэвид не предполагал, что я добьюсь успеха намного более громкого, чем прежде. Ну а если он мог делать деньги, «уступая» меня другим компаниям, — удачи ему! Мы сделали несколько великолепных картин, а работать я любила.

Он взял режиссером Хича, когда затеял съемки «Завороженного».

В «Завороженном» Ингрид играла роль молодой женщины—врача-психиатра, — работающей в дорогом санатории. Она обнаруживает, что вновь назначенный заведующий отделением так же эмоционально «расстроен», как и его пациенты. Сама Ингрид была слегка раздосадована тем, что впервые за время работы в кино в главной роли рядом с ней снимается актер чуть моложе ее. Он уже показал себя в фильме «Ключи королевства», после чего популярный киножурнал назвал его «одним из самых многообещающих молодых актеров кино». Впоследствии Грегори Пек полностью оправдал это пророчество.