Клаудия Кардинале - Мне повезло

Какой прекрасный опыт! А вернее сказать — какое прекрасное приключение! Феррери развенчивает все эти мистические представления о кино, как о чем-то «чрезвычайно серьезном». Даже в самые, казалось бы, драматически-напряженные моменты он не преминет напомнить тебе, что, в сущности, это всего лишь фильм. Он смешил меня, когда мне надо было плакать, и наоборот: просто не знаю, как ему, работающему в подобной манере, удается достигать таких великолепных результатов во многих фильмах. В «Аудиенции» — тоже.

В моем представлении имя Феррери, так же как имена Мишеля Пикколи, Энцо Яначчи, Уго Тоньяцци, с которыми мы вместе играли и веселились, неразрывно связывается с длинными деревянными столами, на которых вдруг появляются огромные блюда с дымящейся требухой.

Кто еще? Еще Альберто Сорди, поразительный актер и режиссер. Я снималась у него в 1976 году в фильме «Наша всеобщая стыдливость». Сорди-режиссер всегда объясняет, чего он ждет от актеров, и требует, чтобы все делали только то, что он показывает.

Немало довелось мне работать и с женщинами.

Первой была Лилиана Кавани — мы познакомились с ней много лет назад. Восхитительная, элегантнейшая, рафинированная Кавани. Она была ученицей Висконти, и неудивительно, что ее первые фильмы были очень «висконтиевскими».

Я ее так люблю. Эта женщина отличается сильным характером и логичностью суждений. Она всегда делает только то, во что верит, не ища консенсуса априори. Я очень уважаю ее не только как режиссера, но и как личность.

И еще я работала с Надин Трентиньян, Шарлоттой Дюбрей, Дианой Керис…

Не умею и не хочу обобщать: все они очень разные. Лилиана Кавани, например, безусловный вожак, она создана для того, чтобы командовать. Надин устанавливает на съемочной площадке отношения сообщничества с остальными женщинами. А вот Диане Керис с женщинами — я не говорю о себе — бывает трудно… Единственное, что их всех объединяет, — это, по-моему, более глубокое, чем у мужчин, постижение характеров актрис и женских персонажей…

Ну а важнее всех перечисленных здесь режиссеров для меня был и остается Паскуале. Паскуале Скуитьери. Я уже рассказывала о работе с ним, о фильмах, в которых я у него снималась, о мучениях, которые мне приходилось часто терпеть от него как режиссера. Он так хорошо меня знает, что я чувствую, будто меня раздели догола перед объективом кинокамеры.

Но Паскуале принадлежит к числу тех немногих, кто, как Серджо Леоне, Джерми, Дзурлини и, конечно же, Висконти, всегда умеет поставить камеру точно в нужном месте, а это очень облегчает работу актера. С ним хорошо работать еще и потому, что, как я уже говорила, он прекрасно управляет актерами: он сам актер.

Есть ли фильмы, о работе в которых я сожалею? Есть, и много. Это те, что не задавались с самого начала. Если режиссер с первого же дня неправильно выбирает место для камеры, я сразу догадываюсь, что фильм получится «не таким». Но назад хода нет, хотя продолжать сниматься мучение…

Есть ли режиссер, с которым я не работала и у кого мечтала бы сниматься? Безусловно. Мне хотелось бы сняться у Антониони. И еще у Бергмана.

Но, я уже говорила, что я не очень предаюсь сожалениям и не люблю оглядываться назад: что прошло, то прошло. Смотреть надо только вперед. Что я и делаю.

Голливуд, Америка. Мечта любого европейского актера. И моя. Правда, ездила я туда всегда очень «на трезвую голову». Иными словами, я никогда не поддавалась очарованию сказки. Даже наоборот, здесь я старалась больше, чем в Италии, оставаться самой собой.

Моей первой американской картиной, как я уже говорила, была «Розовая пантера» Блейка Эдвардса, хотя съемки велись в Италии. В настоящую Америку я поехала позже и застряла там на три года по шести месяцев в году.

Свою первую квартиру в Голливуде я сняла у Лиз Тейлор, вторую — у Пола Ньюмена (даже спала в его постели), третьей была вилла по соседству с виллой Фрэнка Синатры.

На квартиру Лиз Тейлор меня навел Рок Хадсон, когда мы снимали «Дело Блиндфолда»: он как раз жил неподалеку от Тейлор. В общем, я поселилась там, и Рок стал приходить ко мне каждый вечер — скорее всего, потому, что я кроме своей горничной привезла с собой и прекрасного итальянского повара. Приготовленные им восхитительные обеды были приманкой, против которой даже в Голливуде могли устоять немногие…

Дом у Тейлор был довольно приятный, не очень большой и даже не очень изысканный, но симпатичный. В вестибюле был бар: в Лос-Анджелесе и его окрестностях, куда ни войдешь, первым делом видишь стойку бара…

А вот дом Пола Ньюмена по-настоящему красив. Там была его знаменитая бильярдная, сад, а в спальне — роскошная кровать. Но особенно поражала воображение ванна — прямо-таки бассейн, как на древнеримской вилле. Была и сауна… Большего комфорта и представить себе невозможно.

И Тейлор, и Ньюмен сдавали эти дома, чтобы жить в еще более роскошных. Единственное неудобство для жильцов таких домов заключается в том, что лос-анджелесские агентства организуют туда экскурсии для любопытных туристов. В самый неподходящий момент, когда ты, например, принимаешь ванну или отдыхаешь, раздается стук в дверь и являются туристы. Они жаждут осмотреть виллу и, конечно же, встретиться с Лиз Тейлор или с Полом Ньюменом. Что поделать: у каждой медали есть своя оборотная сторона…

В Америке я снялась в пяти картинах. Это, кроме упомянутой работы с Роком Хадсоном, фильмы Маккендрика «Как любить, не утомляясь», в котором был занят и Тони Кертис, затем «Центурионы», «Профессионалы» и «Все герои мертвы» Джорджа Сарджента.

Мое преимущество состояло в том, что в Голливуде инициатива исходила не от меня, а от них: это было время, когда туда приглашали всех пользовавшихся успехом европейских актрис. Это происходило не по доброте душевной или из такой уж щедрости, а потому, что американцы хотели обладать монополией на всех звезд экрана, и стоило им углядеть где-нибудь новенькую, как они немедленно ее «присваивали».

Чаще всего таким образом губили актрису: ты уезжала в Америку знаменитостью, а возвращалась никем и ничем. Я сумела постоять за себя, решительно отказавшись, например, от контракта с исключительными правами компании «Юниверсал», а подписывала каждый раз отдельные контракты на тот или иной фильм. Таким образом я сумела найти выход из положения.

Конечно, их метод работы мне показался ужасным. Помню, когда я впервые явилась в «Юниверсал», там все собрались в большой комнате и стали разглядывать меня с отвращением, пребывая в уверенности, что меня нужно всю переделать. На их взгляд, я была слишком толстая, слишком смуглая и вообще «не такая». Мне даже страшно стало. Еще больше страха я натерпелась, когда однажды рано утром, почти на рассвете, меня привели к какой-то даме, которая переделывала лицо самой Марлен и она напрописала мне уйму всяких массажей, таблеток, притираний и диету, да что там диету, — голодание. Там у нее я встретила чуть ли не всех голливудских кинодив… Что касается лично меня, то я кое-что из ее предписаний послушно выполняла, но в основном манкировала ими. Мне не давала покоя мысль: «Если я вся не такая, если меня всю надо переделать, какого же черта они меня позвали, зачем заставили приехать?»