Ирина Архипова - Музыка жизни

Подобные мысли посещали не только меня — многие в те годы, предшествовавшие началу первых попыток что-то изменить в нашей жизни, приходили к этому. О том, что в этом плане намечаются какие-то пока очень робкие шаги, свидетельствовал такой факт. В Большом зале консерватории должен был состояться концерт, который был не для «широкой публики», так как его организовывала русская православная церковь, отмечавшая один из своих больших праздников. И вот один из организаторов концерта обратился ко мне через Анатолия Ивановича Орфенова (он был заведующим оперной труппой у нас в Большом театре) с предложением выступить на этом концерте. Необычность этой просьбы была в том, что обратились к солистке официального, «правительственного» театра, кроме того, они знали, что я была членом партии. Я же со своей стороны очень обрадовалась и согласилась сразу и с удовольствием, но потом все же решила «подстраховаться» — время было еще не очень «вольное». И я пошла к заместителю министра культуры В. Ф. Кухарскому (который относился ко мне хорошо), чтобы «посоветоваться», а проще говоря, заручиться своего рода разрешением. Человек мудрый и опытный, он выслушал мой рассказ о столь необычном (тогда) для народной артистки СССР предложении выступить на «церковном» концерте и сказал: «Ты что, с ума сошла?!» Я поняла этот намек и с сожалением отказалась от этой единственной (как мне думалось) возможности спеть русскую духовную музыку.

К счастью, то первое предложение оказалось не единственным. С середины 80-х годов русская духовная музыка все чаще стала исполняться в филармонических залах, звучать по радио, записываться на пластинки. И среди тех коллективов, кто одним из первых стал включать ее в свой репертуар, был упомянутой мной в начале главы хор под управлением Валерия Полянского. К нему-то и обратились с предложением записать лучшие произведения духовной музыки, когда русская православная церковь готовилась в 1988 году отмечать 1000-летие принятия христианства на Руси. Результатом нашей совместной работы стала запись «Всенощного бдения» С. В. Рахманинова и других произведений.

Когда возникла идея записать эти пластинки, стали думать, где осуществить все это: ведь подобная музыка должна звучать в той обстановке, для которой она предназначена, — в церкви. Мысленно перебрав все знаменитые храмы, остановились на Успенском кафедральном соборе города Смоленска.

Мы выехали в этот прекрасный старинный русский город. Одновременно в Смоленск отправился огромный тонваген, буквально напичканный самой совершенной звукозаписывающей аппаратурой. Мне запомнилось, как он стоял у подножия холма, на котором возвышается Успенский собор, а провода тянулись по склону, к вершине, и уже в самой церкви поднимались высоко-высоко, почти к куполу. Все исполнители размещались тоже высоко, на специальном помосте, подниматься на который каждый раз было не слишком удобно. Но все эти вынужденные сложности искупились великолепным звучанием на пластинке.

Я не раз была в Смоленске и прежде, меня прекрасно знали и мои слушатели, и руководители местного управления культуры, всегда старавшиеся мне помочь, если возникали какие-либо затруднения во время моих гастролей. Поэтому, когда наша группа приехала записывать русскую духовную музыку в их главном храме, я, как бывало не раз прежде, позвонила в местный отдел культуры, чтобы решить какие-то вопросы, кажется, связанные с размещением артистов хора в гостинице. Когда я рассказала, что приехала не для концертов, а для того, чтобы записать духовную музыку, то встретила совсем не то, что ожидала: со мной разговаривали весьма сухо, как-то настороженно. Позже все разъяснилось. Министерство культуры, принявшее заказ на выпуск пластинки к празднованию 1000-летия принятия христианства, то есть давшее «добро» на исполнение церковной музыки, не успело сообщить работникам управления культуры в Смоленске об этой акции, поэтому они были как бы шокированы: как это так, Архипова, народная артистка, будет петь духовную музыку, да еще в церкви… Вот и решили отреагировать на столь необычное событие в духе старых, «атеистических» времен. Потом, правда, отношение ко мне изменилось к лучшему и все стало, как и прежде.

Со Смоленском у меня связаны многие добрые воспоминания. Здесь еще в 60-е годы на одном из моих концертов присутствовал первый космонавт Юрий Гагарин. Юрий Алексеевич был родом из этих, смоленских мест, поэтому не раз бывал в родных краях. Пришел он и на тот мой концерт, который проходил в лучшем зале города, располагавшемся в историческом здании, где когда-то было местное Дворянское собрание, а потом, уже в советское время, разместили медицинский институт. Но зал, который помнил многих русских композиторов и музыкантов прошлого, продолжал использоваться под филармонические концерты. (Позже это несоответствие — странное соседство медицины и симфоний — было устранено. В Смоленске с 1969 года первым секретарем обкома партии работал И. Е. Клименко — настоящий хозяин и патриот своей области. Не берусь судить о его деятельности на этом посту в целом, но для культуры при нем было сделано немало: концертный зал и все здание, рядом с которым стоит памятник великому Глинке, уроженцу смоленской земли, было передано музыкантам, а мединститут получил новое, специально построенное; кроме того, под Смоленском было возрождено к жизни имение М. И. Глинки, где постарались все воссоздать в таком виде, как было при композиторе.)

Возвращаюсь к концерту, после которого я познакомилась с Ю. А. Гагариным. Зал был полон, принимали нас прекрасно (моим концертмейстером был замечательный музыкант Семен Стучевский). Публика долго не отпускала нас, требуя исполнения «бисов», больше всего было просьб спеть «Хабанеру» (тогда еще были свежи воспоминания о моих недавних выступлениях в «Кармен» в Италии вместе с Марио Дель Монако). Но каждый раз перед очередным «бисом» Юрий Гагарин (он сидел во втором ряду в окружении местных руководителей) говорил: «Нет, сейчас она не будет петь «Хабанеру». И оказывался прав, потому что объявлялось другое произведение. Сидевшие рядом с ним удивлялись — откуда это он знает, что будет петь Архипова. А все объяснялось тем, что Юрий Алексеевич, оказывается, не просто был моим почитателем, но и прекрасно знал мой репертуар, видимо, не раз посещая мои концерты, на которых я пела знаменитую «Хабанеру» только в самом конце «бисов», как говорится, под занавес.

От той встречи в этим удивительно светлым и мужественным человеком у меня осталась фотография, которую Юрий Алексеевич подарил мне уже в поезде, на котором мы возвращались в Москву и оказались в одном вагоне. Из очень хорошей надписи на этом портрете космонавта я и узнала, что он давний поклонник моего пения…