Владимир Чиков - Крот в аквариуме

Начальник отдела, поняв намек на необходимость дополнительной помощи, взмахнув рукой, остановил Духанина.

— Сколько человек потребуется для создания оперативно-следственной группы?

— По моим прикидкам, не меньше семи.

Кузьмичев вопросительно посмотрел на своего заместителя.

— Где будем искать их, Анатолий Гаврилович? По должности они должны быть не ниже старших следователей. Расследование дела Полякова — очень серьезное и ответственное. Оно на контроле на самом «верху». — Начальник отдела указал пальцем в потолок.

Полковник Жучков задумался на несколько секунд, потом сказал:

— Где-то, через четыре дня, должен освободиться от допросов Алексей Посевин, а через неделю и Сергей Шубин. Все остальные работают по конкретным делам. Снимать людей с этих дел мы не можем.

— Что же делать? — тяжело вздохнул Кузьмичев, глядя в окно.

— А может, стоит прикомандировать в Центр толковых следователей из периферийных органов КГБ? — подсказал Духанин.

Начальник отдела мгновенно перевел взгляд на него и одобрительно воскликнул:

— О, это хорошая мысль! Пожалуй, только таким образом мы можем выйти из затруднительного положения. Я попрошу тебя, Александр Сергеевич, подготовить сегодня же докладную записку за моей подписью на имя генерала Волкова [95] Генерал-лейтенант Волков Александр Федорович — начальник Следственного управления КГБ СССР. с обоснованием необходимости создания оперативно-следственной группы из семи человек и прикомандировании пяти старших следователей из периферийных органов. Из каких именно, мы потом определимся. Полагаю, что Волков и Загвоздин с нашим предложением согласятся.

— Вне всякого сомнения, — с легкой заминкой отозвался Жучков.

С июля 1986 года работу по расследованию шпионской деятельности Полякова продолжил начальник отделения второго отдела Следственного управления КГБ подполковник юстиции Духанин. По данному делу предстояло проделать огромнейшую работу для разоблачения агента иностранной разведки. В процессе поиска и сбора, исследования и оценки доказательств первым делом требовалось установить наличие состава преступления, предусмотренного статьей 64 пункта «а» УК РСФСР. Опереться следователю в этой ситуации было не на что, и вся его работа должна была осуществляться на свой страх и риск. Военная же контрразведка, не достигнув ничего — а это тоже результат, которым редко кто из разработчиков дел по шпионажу мог «похвастать», — добилась только возбуждения уголовного дела. Таким образом, все проблемы, трудности и ответственность за исход реализации дела оперативной разработки были переложены на плечи следователя Духанина. При этом руководство Комитета госбезопасности осознанно пошло на этот шаг, понимая, что другого выхода из создавшегося положения не остается…

Приступая к расследованию архисложного дела на Дипломата, Духанин знал, что следствие — это наука точная, как математика, не допускающая вольных толкований и рассуждений, когда речь идет о виновности или невиновности конкретного лица, обвиняемого по расстрельной статье «Измена Родине в форме шпионажа», когда ответственность следователя возрастает во сто крат. Осознавая все это, Духанин не без волнения готовился к допросу генерала ГРУ, мысленно неоднократно представлял их первую встречу, знакомство и установление отношений. Понимал он и то, что, в отличие от своего визави, не имеет права даже на малейшую ошибку. Слишком высока была ставка в игре умов между ним и генералом — разведчиком ГРУ — агентом ЦРУ.

Тем временем Поляков, предупрежденный Жучковым о том, что работу с ним продолжит другой следователь, тоже начал прокручивать в голове процесс предстоящих допросов. Он ставил перед собой все возможные и невозможные вопросы, готовил на них ответы и каждый день с тайным опасением ожидал встречи с новым следователем. Больше всего Полякова пугало то, что следователь может задать вопросы, к которым он не подготовлен, что он при этом не сумеет вывернуться и тем самым усугубит свое шаткое положение, а главное — может возникнуть между ними пропасть недоверия и подозрительности. Но как только его ввели в кабинет следователя, который первым поприветствовал его, все представления и размышления о предстоящем, возможно, жестком и предвзятом ведении допроса у него исчезли. Из-за стола вышел одетый в светлый костюм и белую рубашку со светло-синим галстуком высокий, спортивного сложения, сравнительно молодой еще человек. На его дружелюбном лице играла мягкая приятная улыбка, что свидетельствовало, как показалось Полякову, о том что хозяин кабинета был приветливым, добрым человеком, что он был доволен этой встречей с ним или, по крайней мере, делал вид, что доволен.

Стоявший перед Духаниным подследственный вызвал у него противоречивое впечатление: черты лица казались мягкими, намекали на добродушие, но в звонком, отрывистом тембре голоса и остром, настороженном взгляде проницательных глаз чувствовалось пренебрежение к людям и привычка командовать ими.

— Присаживайтесь, пожалуйста, Дмитрий Федорович, — уважительно произнес следователь, указывая на стул с рядом стоявшей тумбочкой. — Меня вы можете называть Александром Сергеевичем. — Затем он повернулся к конвойным и, расписавшись, как положено, на талоне о доставке арестованного, попросил оставить их одних.

Когда дверь за конвойными закрылась, Духанин вытащил из ящика стола распечатанную пачку сигарет, зажигалку и предложил Полякову закурить.

— Спасибо, но я не курю.

— И давно вы бросили?

— Собственно говоря, я никогда не курил.

Закурив, Духанин с иронией обронил:

— Это, конечно, хорошо. Тем самым вы, Дмитрий Федорович, надолго сохраните себе здоровье и продлите жизнь.

Сказанные с первых минут встречи такие обычные слова следователя тронули генерала Полякова, и он был вынужден признать, что напрасно настраивал себя на возможное противостояние, что пока его визави не вызывает никакого опасения и раздражения. И потому с едва заметной лукавой улыбкой парировал:

— Да разве придется мне теперь пожить?

— Все будет зависеть только от вас, Дмитрий Федорович, — уважительно ответил Александр Сергеевич, продолжая демонстрировать удивительное для Полякова проявление спокойствия и такта.

В таком ключе Духанин всегда строил свою работу с подследственными. И не только он: таковы были требования, предъявляемые законом и руководством Комитета госбезопасности к своим сотрудникам. Со временем это стало «фирменной маркой» КГБ, хотя в памяти людей запечатлелись страницы страшных воспоминаний о репрессиях, и каждый переступавший порог Следственного управления внутренне содрогался и невольно подпадал под сохранявшийся в сознании людей психологический пресс. Иногда это даже упрощало и облегчало решение задачи по установлению истины. Поэтому Духанин начал вести допрос так, как будто это не допрос, а, скорее всего, полуофициальная беседа.