Салман Рушди - Джозеф Антон

Утром повязку сняли, и наступил другой диковинный момент: веки поначалу неправильно реагировали на сигналы мозга, бешено и вразнобой трепыхались — но потом все пришло в норму, нож хирурга не лишил его зрения, ему принесли зеркало, и он увидел свои широко открытые глаза. Может быть, правый был открыт даже чуточку широковато. «Да, — сказал мистер Коллин. — Давайте оставим так на недельку, а потом, может быть, слегка подправим».

Его обновленные веки впервые вышли в свет, когда у Рути и Ричарда Роджерс отмечалась десятая годовщина свадьбы Найджелы Лоусон и Джона Дайамонда, — отмечалась нарочито бодро, хотя настроение у всех было подавленное. Медицинские новости о Джоне были хуже некуда, о новой операции вопрос уже не стоял, химиотерапия могла немного отсрочить развязку — и только. Его друзья собрались, чтобы воздать хвалу его жизни, и Джон «произнес речь», которую он писал на бумаге, а проектор тем временем высвечивал на высокой белой стене, — речь, замечательную прежде всего тем, что она заставляла компанию покатываться со смеху.

Между тем его прооперированные веки производили на людей сильное впечатление. У вас что, новые очки? Вы так хорошо выглядите! Вы где-то загорали? У вас такой… счастливый вид! Потом, когда история просочилась в прессу, «Санди таймс» опубликовала заметку, где чуть ли не извинялась за то, каким она видела его на протяжении лет. Вдруг газета поняла, что его «отчужденный, высокомерный, зловещий взгляд гангстера» — всего лишь результат прогрессировавшего заболевания век. Он, писал автор заметки, выглядел теперь «ожившим, заново родившимся». В общем, «как обманчив человеческий взгляд!».

Еще до того как Ричард Коллин подправил его чересчур вытаращенный правый глаз, он поехал в Турин получить почетную докторскую степень, и на фотографиях, сделанных по этому случаю, вид у него слегка безумный. Поездка прошла хорошо: полицейские были настроены дружественно, во всем помогали, не чинили никаких помех — не то что их коллеги в Мантуе. Вместе с ним чествовали Джона Боймера-третьего — медика из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, специалиста по раку полости рта, который произнес малоприятную речь о новых подходах к лечению карциномы полости рта — как языки пришивают к щекам и тому подобное, — а он, слушая, думал: «Ничто из этого не спасло моего друга».

Вышло так, что президент Ирана Хатами в тот же день прилетел с визитом в Рим, и пресса, взволновавшись из-за этого случайного совпадения, обыгрывала его на все лады. Хатами, разумеется, не поверил, что это случайность, и «резко критиковал» Европу за поддержку писателя. «Поддерживать Рушди — значит поддерживать войну между цивилизациями, — заявил он. — Мне очень жаль, что человека, оскорбившего то, что свято для более чем миллиарда мусульман, сейчас чествуют в европейских странах». Этот человек говорил, что не хочет столкновения цивилизаций и вместе с тем называл все, что ему не нравилось, «войной»; он объявлял себя «противником терроризма», но для таких человеконенавистнических актов, как фетва, почему-то делал исключение: это, мол, не терроризм, а справедливость. И это был «умеренный» деятель, на чье слово британское правительство просило его положиться.

Приближалась дата выхода в свет в Америке «Земли под ее ногами», и авторское турне по США порождало проблемы. Большинство европейских авиакомпаний были теперь готовы пускать его в самолет, но американские по-прежнему отказывались. Он мог прилететь в Нью-Йорк, а потом посредством «Эйр Канада» добраться до Тихоокеанского побережья, но, чтобы побывать в остальных частях страны, надо было нанять частный самолет. К тому же — расходы на охранников из фирмы Джерри Глейзбрука. На двухнедельное турне где-то надо было раздобыть 125 тысяч долларов, из которых издатели готовы были заплатить только около сорока тысяч. Он поговорил с Эндрю Уайли и Джерри Глейзбруком, и они сумели уменьшить стоимость охраны на десятки тысяч; организации и компании, предоставлявшие площадки для презентаций, могли в общей сложности вложить примерно 35 тысяч — сюда входили гонорары за выступления и плата за охрану. Если он пожертвует гонораром за отрывок из книги, напечатанный «Нью-Йоркером», и трех- или четырехмесячным доходом от синдицированной колонки в «Нью-Йорк таймс», они смогут заплатить по счетам. Он твердо решил, что турне должно состояться, и сказал Эндрю, что согласен, пусть это и значило, что он сказывается примерно от восьмидесяти тысяч долларов дохода. В Англии рецензии на книгу уже вышли и были большей частью весьма положительными, и он не хотел, чтобы американское издание страдало.

Подолгу раздумывать об отзывах критиков, хорошими они были или нет, смысла не было, но странный случай Джеймса Вуда, пожалуй, заслуживает короткого замечания. Мистер Вуд отрецензировал «Землю под ее ногами» в «Гардиан», которая, кроме того, первой из британских изданий поместила отрывок из книги, и его оценка была очень лестной: «Его впечатляющий новый роман… немалое достижение, плод изобретательного ума, вещь, сложная по построению… блестящий роман… жизнерадостная, добрая, изобилующая каламбурами, [книга] одаривает читателя творческой радостью — такой щедрости после „Детей полуночи“ мы еще не видели. Подозреваю, что у читателей Рушди эта книга заслуженно станет любимой». Что ж, спасибо, Джеймс, подумал он. Но, когда роман вышел в Соединенных Штатах, мистер Вуд высказался о нем куда более критично. Его новая рецензия — в «Нью репаблик» — была новой версией статьи в «Гардиан», версией «заслуженно» неодобрительной. Теперь оказалось, что книга — его «типично постмодернистская неудача», где «соблазнительная скабрезность страдает от недостатка земли под ее ногами». Вторая рецензия была напечатана всего через семь недель после первой. Критику, так противоречащему себе в соответствии с литературными вкусами заказчиков, пожалуй, следовало дать на этот счет кое-какие объяснения.

Он полетел в Нью-Йорк давать интервью и почти сразу же по прибытии почувствовал себя очень больным. Он изо всех сил старался не нарушать напряженного графика, но в конце концов с высокой температурой обратился-таки к врачу. Тот обнаружил серьезный бронхит, грозивший перейти в пневмонию, и, промедли он еще день, ему почти наверняка пришлось бы лечь в больницу. На сильных антибиотиках он каким-то образом сумел выполнить программу интервью. Когда работа была сделана, ему стало лучше, хоть он и чувствовал слабость, и он отправился на прием к Тине Браун [258] Тина Браун (род. в 1953 г.) — американский журналист. В разное время руководила рядом крупнейших журналов («Вэнити фэр», «Нью-Йоркер», «Ньюсуик»). , где в какой-то момент оказалось, что он стоит в кружке гостей, который составляют Мартин Эмис, Мартин Скорсезе, Дэвид Боуи, Иман [259] Иман (род. в 1955 г.) — топ-модель сомалийского происхождения, жена Дэвида Боуи. , Харрисон Форд [260] Харрисон Форд (род. в 1942 г.) — американский киноактер и продюсер. , Калиста Флокхарт [261] Калиста Флокхарт (род. в 1964 г.) — американская актриса. и Джерри Сайнфелд [262] Джерри Сайнфелд (род. в 1954 г.) — американский комический актер. . «Мистер Рушди, — нервно обратился к нему Сайнфелд, — вы видели ту серию нашего сериала [263] Имеется в виду телесериал «Сайнфелд». Креймер, Джерри — его постоянные персонажи. , где мы обыграли ваше имя?» В этой серии Креймер заявляет, будто встретил в бане «Салмана Рушди». Этого человека, как выясняется, зовут Сол Басс (Sal Bass), и они с Джерри сочли это псевдонимом, под которым скрывается Salmon [264] Bass по-английски означает «окунь», salmon — «лосось». . Когда он заверил мистера Сайнфелда, что от души посмеялся над этой серией, комик испытал заметное облегчение.