Салман Рушди - Джозеф Антон

В Брадфорде толпа собиралась у полицейского участка на площади, на которую выходили фасадами здание суда и ратуша в итальянском стиле. В центре площади бил фонтан, чуть поодаль для всех желающих высказаться был предусмотрен «уголок ораторов». Впрочем, ораторских выступлений демонстранты-мусульмане не планировали. В целом площадь в центре Брадфорда выглядела значительно скромнее, чем берлинская Опернплац 10 мая 1933 года, но и разбираться здесь предстояло с одной-единственной книгой, а не сразу с двадцатью пятью тысячами. Очень мало кто из пришедших на площадь знал о действе, которым пятидесятью пятью годами раньше руководил лично Йозеф Геббельс, выкрикивая в толпу: «Долой декадентство и моральное разложение! Упорядоченному государству — порядочную семью! Я предаю огню сочинения Генриха Манна, Эрнста Глезера и Эриха Кестнера». Еще в тот день жгли книги Бертольда Брехта, Карла Маркса, Томаса Манна и почему-то Эрнеста Хемингуэя. Нет, в массе своей демонстранты понятия не имели ни о той огненной акции, ни о стремлении нацистов «очистить» германскую культуру от «дегенеративных» явлений. Им, вероятно, не знакомо было слово «аутодафе», они не знали ничего о славных делах инквизиции — но для того чтобы поддерживать историческую преемственность, не обязательно себя преемниками сознавать. Так и они в продолжение давней традиции пришли истребить огнем еретический текст.

Он ходил меж камней, расставленных, как хотелось бы ему думать, колдовством Мерлина, и на час абсолютно выпал из реальности. Возможно даже, все это время он держал за руку жену. По пути домой они проезжали Раннимид, заливной луг на берегу Темзы, на котором король Иоанн Безземельный, уступив требованиям дворянства, подписал Великую хартию вольностей. На этом лугу 774 года назад британцы начали прорубать себе путь от тирании к свободе. Здесь же, на Раннимид, устроен мемориал в честь Джона Ф. Кеннеди; высеченные в камне слова убитого президента имели для него в тот день особое значение. И пусть любая страна знает, что независимо от ее хорошего или плохого к нам отношения мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, поддержим друга и будем противостоять врагу, дабы обеспечить выживание и торжество свободы .

Он включил в машине радио — главной новостью шло сожжение его книги в Брадфорде. А дома реальность накрыла его с головой. Телевизор показал ему все то, о чем он целый день старался не думать. На площади собралось около тысячи человек, женщин среди них не было. Лица у всех были озлобленные или, если быть совсем точным, ради телевизионной картинки прилежно изображали озлобленность. Демонстранты видели, что ради них в Брадфорд съехались журналисты со всего мира, и от сознания этого у них горели глаза. Они купались в мощных лучах случайной славы, получая при этом чуть ли не эротический восторг. Они под прицелом камер ступили на красную ковровую дорожку истории, подняв над головой щиты с лозунгами «РУШДИ МРАЗЬ» и «РУШДИ, ВОЗЬМИ СВОИ СЛОВА ОБРАТНО». Они были готовы позировать для крупных планов.

Книгу прибили к деревяшке и подожгли — распяли и принесли в жертву. Это зрелище он не забудет никогда: счастливые злобные лица, упивающиеся разрушительным восторгом, убежденные, что только тупая ярость даст им подняться с колен. А на переднем плане надувает щеки дяденька в фетровой шляпе и усах а-ля Пуаро. Это член брадфордского муниципального совета Мохаммад Аджиб (странным образом, слово аджиб означает на урду странный, чудной ), он объясняет присутствующим, что, дескать, «ислам — это мирная религия».

Глядя, как горит его книга, думал он, разумеется, о Гейне. Для тех надутых и злобных парней и мужчин с брадфордской площади имя это не значило ровным счетом ничего. Dort, wo man Bücher verbrennt, verbrennt man am Ende auch Menschen. (Там, где жгут книги, будут жечь и людей.) Эти пророческие слова из трагедии «Альманзор», написанные более чем за столетие до разожженных нацистами книжных костров, выбиты на берлинской Опернплац, там, где горели книги. Высекут ли их на тротуаре ратушной площади Бредфорда в память о гораздо более скромном позоре? Нет, скорее всего, не высекут. Даже при том, что у Гейне жгли Коран и делали это члены святой инквизиции.

Гейне был евреем, принявшим лютеранство. Всякяй, кому не претит такой способ выражаться, назовет его вероотступником. Автора «Шайтанских аятов» тоже обвиняли в вероотступничестве — это вдобавок к богохульству, надругательству над святыней и оскорблению чувств. Его подговорили евреи , утверждали обиженные им. Его издатели-евреи за то именно ему и платят. И женат он на еврейке, она его и подстрекает . Все это вызывает разве что натужную улыбку. Мэриан не еврейка, и подстрекать его она никогда ни на что не могла — даже на то, чтобы переходить проезжую часть только на зеленый свет. Но вне зависимости от того, что она в отношении его могла или не могла, 14 января 1989 года они держали друг друга за руку.

Незадолго до того неизвестный доброжелатель прислал ему по почте футболку с надписью «БОГОХУЛЬСТВО — ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕЗ ЖЕРТВ». Но теперь все шло к тому, что торжество Просвещения было преходящим и обратимым. Слывший мертвым язык ожил, поверженные было идеи жили и побеждали. В Брадфорде они, к примеру, сожгли его книгу.

И это его наконец по-настоящему разозлило.

«Насколько же хрупкая это вещь — цивилизация, — писал он в газете „Обсервер“. — Как легко, как весело горит книга! Внутри ее персонажи моего романа стремятся достичь полноты человечности перед лицом великих данностей: любви, смерти и жизни души (с Богом ли, без него). А снаружи со всех сторон наступает бесчеловечность. „По Индии нынче проходит линия фронта, — говорит один из моих персонажей. — Безбожие противостоит религии, свет — тьме. Так что выбирай, на чьей ты стороне“. Теперь эта война перекинулась и на Британию, остается лишь надеяться, что она уже заранее не проиграна. Нам тоже пришло время выбирать».

Но далеко не все смотрели на происходящее так же, как он. Многие, в частности депутаты парламента от округов со значительным мусульманским населением, старались первым делом никого не обидеть. Избранный от Брадфорда Макс Мэдден и Джек Стро, оба не раз отважно вступавшиеся за свободу слова, на сей раз смиренно приняли сторону мусульман. Так же поступили записные забияки-лейбористы Рой Хаттерсли и Брайан Седжмор. Выступая в защиту пьесы «Вечные муки» [66] «Вечные муки» ( Perdition ) — пьеса английского сценариста и драматурга Джима Аллена, в 1987 г. запрещенная к показу на лондонской сцене из-за того, что в ней затрагивается тема предполагаемого сотрудничества сионистов с нацистами на территории Венгрии во время Второй мировой войны. , Джек Стро писал в сентябре 1988 года: «Идея ее… мне неприятна… но в том и состоит суть демократии, чтобы гарантировать право свободного высказывания даже тому, с кем вы в корне не согласны». Теперь же он примкнул к сторонникам расширения сферы действия закона о богохульстве (до сих пор этот закон защищал от кощунственных выходок только государственную Англиканскую церковь) и введения наказания за «оскорбление религиозного чувства». (Несмотря на все старания мистера Стро, в 2008 году закон о богохульстве был полностью отменен.) Макс Мэдден «испытывал горечь» оттого, что «Рушди подогревал недовольство „Шайтанскими аятами“, отказывая мусульманам в праве на ответ (я лично предлагал небольшую вставку в текст романа, в которой мусульмане объяснили бы, почему считают эту книгу оскорбительной)». Боб Крайер, как и Мэдден, депутат от Брадфорда, резко осудил демонстрантов-мусульман — и места в парламенте после этого не потерял.