Салман Рушди - Джозеф Антон

Этими идеями он был жив, почти не сознавая того. Творческая свобода была воздухом, которым он дышал, и, поскольку воздуха этого хватало с избытком, странно было бы было пускаться в рассуждения о том, как важно, чтобы человеку было чем дышать. Но как только начались попытки перекрыть воздух, сразу стало насущно необходимо выразить возмущение этими попытками.

Между тем бóльшую часть времени он тратил, пытаясь решить еще более насущную проблему: где провести следующую неделю своей жизни? И снова на помощь пришла Джейн Уэлсли. У нее был маленький домик в Эйршире, и с обычной своей стремительной отзывчивостью она предложила ему им воспользоваться. «Ягуары» понеслись на север. В шотландской глубинке, однако, возникла та же проблема, что возникала везде, куда бы они ни отправлялись. Спрятать человека-невидимку — дело нехитрое. А вот объяснить соседям Джейн, что это за два «ягуара» заезжают к ней в сарай, — задачка потруднее. И что это за четверо верзил рыскают по окрестностям? Подозрения местных жителей легко возбудить и трудно рассеять. К тому же шотландский Особый отдел, к чьей епархии они теперь относились, не хотел целиком оставлять это щекотливое дело в руках пришельцев-англичан. И он прислал свою команду, так что теперь в сарае Джейн и около него стояли четыре могучие машины и было восемь могучих парней, которые спорили, жестикулировали, а некоторые сидели всю ночь в своих машинах. «Проблема, — сказал он своим охранникам, — в том, как спрятать вас ».

Джейн приехала присмотреть за ним и привезла с собой Билла Бьюфорда. Билл, более чем наполовину влюбленный в нее, носился за ней по пятам, как восторженный щенок американской породы, она же обращалась с ним тепло, аристократично, с веселым изумлением. Он скакал по дому, счастливый Шут при дворе королевы Джейн, ему не хватало только пестрого костюма и колпака с бубенчиками. Эйршир, где сквозь облака пробилось солнце, на короткое время стал блаженным островом посреди бури. Билл сказал: «Тебе нужно хорошее место, чтобы спокойно пожить какое-то время. И я тебе такое место найду».

Билл — Чудак с большой буквы, непременно с большой, иначе его диапазона не передать. Любитель размахивать руками и заключать людей в объятия, человек, чья речь состоит из восклицаний и интонационных ударений, повар-самоучка, бывший игрок в американский футбол, читатель-интеллектуал, глубоко изучивший авторов елизаветинской эпохи, артист развлекательного жанра, наполовину циркач, наполовину яйцеголовый эрудит. Он взял издохший кембриджский студенческий журнальчик «Гранта» и возродил его, сделав родным журналом для всего своего даровитого поколения. На его страницах цвели произведения Эмиса-сына, Макьюэна, Барнса, Чатвина, Исигуро, Фентона и Анджелы Картер; Джордж Стайнер позволил Бьюфорду целиком опубликовать свою повесть о Гитлере «Переезд А. Г. в Сан-Кристобаль»; он изобрел для жанра, в котором работали американские писатели Карвер, Форд, Вулф и Джой Уильямс, название «грязный реализм»; с первого номера «Гранты», посвященного путешествиям, во многом началась мода на путевые записки; вместе с тем он платил своим авторам возмутительно мало, приводил многих из них в бешенство, месяцами не читая присланные вещи или не принимая по их поводу решения, других приводил в бешенство своим стилем редактирования, настолько агрессивным и бесцеремонным, что порой ему приходилось пускать в ход все свое легендарное обаяние, чтобы остаться непобитым; он всучивал людям подписку на ежеквартальный журнал, который ни разу за все шестнадцать лет, что он провел у руля, не выпустил за год более трех номеров. Куда бы он ни приезжал, он привозил с собой великолепное вино и готовил блюда для серии пиршеств — всегда с густыми соусами и большим количеством сочной дичи, — словом, инфарктную еду, и комнату, где он находился, обычно наполнял смех. Он к тому же всегда был отличным рассказчиком и большим сплетником, и могло показаться, что он последний человек на свете, кого можно посвятить в секреты тайного мира Джозефа Антона. Но все эти секреты были сохранены. Веселый экстраверт Билл Бьюфорд оказался человеком, которому можно доверить свою жизнь.

— Я этим займусь, — сказал Билл. — Мы эту проблему решим.

Двум женщинам, которых он раньше не знал, суждено было сыграть в его истории важную роль. Фрэнсис Д’Соуса и Кармел Бедфорд. Кармел, крупную ирландку, отличавшуюся горячностью суждений, «Статья 19» назначила секретарем Международного комитета защиты Рушди; Фрэнсис, которая недавно возглавила «Статью 19», была ее начальницей. Комитет, созданный совершенно независимо от человека, которого он намеревался защищать, для борьбы с «вооруженной цензурой», пользовался поддержкой Совета по искусству, ПЕН-клуба, Национального союза журналистов, Общества авторов, Гильдии писателей и многих других организаций. Он не имел к его возникновению никакого отношения, но год от года его взаимодействие с Фрэнсис и Кармел делалось все более тесным, и они стали его незаменимыми политическими союзницами.

Они видели его очень разным — угнетенным, воинственным, благоразумным, жалеющим себя, управляемым, слабым, солипсистски настроенным, сильным, мелочным, решительным — и, что бы ни было, всегда стояли с ним бок о бок. Фрэнсис — хрупкого сложения, элегантная, темноволосая, когда надо — сурово сосредоточенная, когда весело — по-детски смешливая, — женщина поразительная. Она работала и в джунглях Борнео, и в афганских горах с муджахеддинами. У нее быстрый, острый ум и большое материнское сердце. Ему повезло с этими compraňeras [95] Товарками, боевыми подругами (исп.). . Надо было очень много всего сделать.

Ему опять разрешили пользоваться сотовым телефоном, и они, встревоженные, позвонили ему. В офис «Статьи 19» неожиданно пришла Мэриан и сказала, что намерена на правах жены взять на себя ведущую роль в кампании по его защите. Ему нужен, заявила она, какой-то рупор, и этим рупором будет она. «Мы просто хотели уточнить, — сказала ему Фрэнсис со своей обычной осторожностью, — поддерживаете ли вы это, хотите ли, чтобы так было». — «Нет!» — чуть не заорал он. Это было прямо противоположно тому, чего он хотел: ни при каких обстоятельствах Мэриан не должна была иметь ничего общего с этой кампанией, ей нельзя было позволять говорить ни от имени комитета, ни от его имени. «Ясно, — промолвила Фрэнсис задумчиво. — Мне и самой так показалось».

Мэриан оставляла ему злые сообщения: банальный кризис супружеских отношений приобрел из-за того, что их жизнь стала похожа на триллер, черты гротескной мелодрамы. Почему ты мне не звонишь? Я буду говорить с газетчиками. Он ей позвонил, и на какое-то время она унялась. Но потом заявила газете «Индепендент», что, хотя «с душевным здоровьем у человека все в полном порядке, человек живет жизнью параноика и шизофреника». Она не сказала определенно, кого имеет в виду под словом «человек».