Беар Гриллс - Грязь, пот и слезы

Сердцем я всегда стремился домой.

По мере взросления раздвигались границы моего мира.

Мама помогла мне купить подержанный красный мопед в секонд-хенде [6](на самом деле, казалось, что он прошел через восемь рук), который был моделью для взрослых, но с маленькими колесами.

С тех пор я разъезжал на нем по нашей маленькой деревне, навещая друзей, и в город на занятия в спортивном зале. (Я нашел серьезный клуб тяжелоатлетов и посещал его при любой возможности.) Вечером я ездил на мопеде на берег, таскался с ним по грязным проселочным дорогам.

Я наслаждался свободой, которую мне давало это скромное средство передвижения.

Мама всегда была щедра по отношению ко мне и Ларе, и благодаря этому у меня развилось здоровое отношение к деньгам. Мою маму, независимую, веселую, чудаковатую, невозможно было обвинить в скупости: она готова была все отдать людям. Иногда это вызывало досаду – вдруг ей приходило в голову отдать какие-либо наши вещи посторонним, потому что они «больше в них нуждаются». Но чаще всего она изливала свою щедрость на нас, и это создавало приятную атмосферу в доме.

Словом, ее щедрость как бы гарантировала, что, повзрослев, мы не станем скупыми и жадными до денег.

Она учила меня: прежде чем что-то получить, ты должен что-то отдать, а деньги подобны реке – если ты станешь их копить и прятать, то, как вода в запруде делается стоячей и затхлой, так и жизнь твоя станет отравленной и прогнившей. Если же предоставить реке свободно струиться по руслу, ты научишься легко расставаться с вещами и деньгами, тогда и река будет полноводной, и вознаграждение за твою доброту будет щедрым.

Мне нравилась цитата, которую она однажды привела мне: «Когда у тебя скудеют запасы, сразу посмотри, нет ли чего, чтобы отдать ближнему». Это вселенский закон: чтобы получить добро, сначала ты сам должен сделать кому-то добро. (И конечно, это относится к любви и к дружбе.)

Еще мама всегда очень терпимо относилась к моим необычным увлечениям. Когда я через один журнал нашел школу ниндзюцу, я решил тренироваться там. Беда в том, что школа размещалась в весьма запущенном здании городского совета, которое находилось на другом конце острова. Это было еще до появления у меня мопеда, и бедная мама каждую неделю возила меня в школу и… дожидалась окончания тренировок. Кажется, я ей даже спасибо не говорил.

Так что благодарю тебя, мама, сейчас… за те времена и за многое-многое другое.

Кстати, иногда оказывается очень полезным – владение приемами ниндзюцу.

Зимой на острове Уайт жизнь затихала, оставались только местные жители: с бурного моря постоянно задували сильные ветры.

Меня это устраивало тем, что я мог в одиночестве лазать по горам, ходить на тренировки и вообще проводить целые дни на открытом воздухе, без чего я уже и жить не мог.

А летом на острове начиналось настоящее столпотворение: на каникулы и в отпуск люди приезжали сюда со всей Англии целыми семьями и селились в коттеджах. Сразу оказывалось множество ребят моего возраста, с кем можно было дурачиться, ходить в море и бродить по горам. Тогда остров мне нравился еще больше.

С наступлением темноты мы тайком от взрослых выбирались из дому и бежали на берег, где устраивали барбекю, жгли костры и пили незаконно приобретенные напитки. (В пятнадцать лет чаще всего это была большая бутыль сидра, позаимствованная у кого-нибудь из родителей в надежде, что они не заметят исчезновения.)

Разведя огромный костер, мы усаживались вокруг на песке, по очереди отпивали из бутылки, швыряли в море камешки и болтали о том о сем. Это было здорово.

Моим самым близким другом на острове был Мик Кростуэйт. Мы вместе учились в Итоне, позднее служили в армии, поднимались на Эверест и бороздили волны Атлантического океана на севере, в районе Арктики. Но по-настоящему мы подружились на острове.

Незаметно выскользнуть из дому было относительно легко. Из окна спальни я вылезал на покатую крышу и спускался по ней до водосточной трубы, а потом оставалось только соскользнуть по этой трубе длиной в двенадцать футов прямо на лужайку.

По сравнению со школой пустяки.

Мама с папой приходили пожелать мне спокойной ночи, потом выключали свет и уходили, закрыв за собой дверь, думая, что я засыпаю.

А тем временем я убегал на берег, где меня ждала потрясающе интересная жизнь. Именно здесь я подростком впервые поцеловал девочку, которая мне очень нравилась: мы сидели с ней на скамье и смотрели на море, и это было прекрасно!

Иногда мы встречались не на берегу, а дома у кого-нибудь из ребят. (Из тех, у кого родители были более либеральные, чем мои, и не возражали, если на втором этаже ватага ребят до четырех утра смотрит фильмы, реагируя на острые моменты буйными воплями. Мои родители никогда бы этого не разрешили.)

Однажды все мы увлеклись стриппокером.

«Вот это да!» – с восторгом подумал я.

На самом деле это был даже не покер: получаешь козырь и снимаешь какой-нибудь предмет одежды. Как-то вечером я решил немножко смухлевать для того, чтобы остаться вообще без одежды, сидя рядом со Стэфи, той самой девушкой, которая мне нравилась.

В начале игры я ловко уселся рядом со Стэфи и старательно подобрал нужную комбинацию карт. Но к моей досаде, девушка скоро поменялась местами с парнишкой, который подошел позже, и я, расстроенный и смущенный, оказался сидящим нагишом рядом с Миком. (Это навеки отбило у меня всякое желание мошенничать.)

Мои попытки завести себе девушку по большей части оказывались неудачными.

Если мне действительно нравилась какая-нибудь девушка, в конце концов она всегда уходила к другому парню, потому что я никак не мог набраться храбрости признаться в своей симпатии и спросить ее, как она ко мне относится.

Помню, как-то раз в конце лета один мой приятель приехал отдыхать на остров и через сутки уже лежал в постели с девушкой, за которой я ухаживал все каникулы!

Я не мог этому поверить! Черт возьми, что он сделал такого, чего не сделал я?

Я обратил внимание на его ковбойские коричневые ботинки из нубука, поэтому пошел в секонд-хенд и купил себе такую же пару, но выглядел в них довольно глупо. В дополнение к моему огорчению, этот приятель решил подробно описать мне все то, чем они занимались в постели.

О, ужас!

На этом мои попытки приобщиться к разврату закончились.

Никогда не забуду, как в начале каникул я охотился за письмами из школы с отчетами учителей и оценками за экзамены.

Я старался первым забрать из пришедшей почты казенный пакет и убегал с ним в конец нашего сада, где рос громадный сикамор с могучим стволом.

У него была потрясающая крона, словно специально созданная для лазанья. За многие годы я здорово наловчился и в считаные секунды забирался на самую верхушку, откуда была видна вся наша деревня.