Беар Гриллс - Грязь, пот и слезы

Я ненавидел эти вынужденные ночевки.

Помню запах старой рамки, обтянутой кожей, с фотографией мамы и папы, которую я в отчаянии прижимал к груди, лежа в чужой постели. Я был слишком мал, чтобы понимать, что родители скоро вернутся.

В результате я усвоил еще один, очень важный урок на будущее: не оставляй своих детей, если они тяжело это переносят.

Жизнь человека вообще коротка и подвержена всяческим опасностям, а в детстве он еще более раним и беззащитен.

В раннем детстве и юности опорой мне была сестра Лара. После рождения Лары у мамы за восемь лет произошло три выкидыша, и она уже думала, что больше у нее не будет детей. Но вот она снова забеременела. Она рассказывала мне, что во избежание очередного выкидыша все девять месяцев беременности провела в постели.

И это помогло. Мама не дала мне погибнуть.

Однако она так измучилась за этот период, что была счастлива наконец-то разрешиться от бремени, и в результате Лара обрела долгожданного братца. Фактически, я стал ее ребенком. Лара всячески заботилась обо мне, и я страшно привязался к ней и полюбил всем сердцем.

Тогда как мама была занятой, «работающей» матерью, помогая отцу в избирательном округе и в других делах, Лара, по сути, заменила мне ее. Она сама кормила меня, с младенчества и до пяти лет. Меняла мне подгузники, учила говорить, потом ходить (поскольку она уделяла этому много внимания, я начал ходить очень рано), одеваться и чистить зубы.

Часто она заставляла меня проделывать вместо себя разные рискованные штуки. Сама она побаивалась их совершить. Или просто ей страшно хотелось посмотреть, что из этого выйдет. Например, съесть кусочек сырого бекона или без тормозов скатиться с горки на трехколесном велосипеде.

Она видела во мне восхитительную послушную куклу.

Вот почему мы всегда были с ней очень близки и дружны. Для нее я так и остался младшим братцем. И за это я ее очень люблю. Однако здесь таилось одно большое но: расти вместе с Ларой означало не иметь ни минуты покоя. С самого первого дня моего рождения, когда мать еще находилась в палате рожениц, она повсюду таскала меня и показывала всем и каждому – я был новой «игрушкой» моей сестры. И так продолжалось очень долго.

Сейчас это вызывает у меня улыбку, но я уверен, ее постоянная возня со мной, демонстрация моих возможностей перед окружающими и стала причиной моей страстной любви к тишине и одиночеству, которые дарят море и горы. Мне не нравилось излишнее внимание к моей персоне, я жаждал какого-то простора и самостоятельности и в итоге увлекся всеми этими безумствами.

Не сразу я понял, откуда у меня возникла такая тяга к девственной природе, но, скорее всего, она зародилась от близких отношений с отцом, которые я обрел на побережье Северной Ирландии, и от стремления сбежать от любящей, но слишком властной старшей сестры. (Да благословит ее Господь!)

Теперь я могу подшучивать над этим вместе с Ларой, которая по-прежнему остается моим самым верным другом и союзником. Правда, она типичный экстраверт, с удовольствием выступает на сцене или участвует в различных телевизионных ток-шоу, тогда как меня больше тянет к тихой жизни с друзьями и семьей.

Словом, слава больше подошла бы Ларе, чем мне. По-моему, она прекрасно это сформулировала:

До рождения Беара я очень переживала, что являюсь единственным ребенком в семье. Я жаловалась папе и маме, что мне скучно и одиноко. Завидовала своим друзьям, у которых были сестры или братья. Появление Беара привело меня в восторг – правда, после того, как я пережила разочарование от того, что младенец оказался мальчиком, потому что мечтала о сестренке!

Но стоило мне увидеть его в детской кроватке, когда он отчаянно плакал, как я подумала: «Это мой ребенок. Я буду о нем заботиться». Я взяла его на руки, и он сразу затих. С тех пор я всегда таскала его с собой, пока он не вырос.

То, что мне приходилось расти в душном Лондоне, вполне искупилось поступлением в скауты в возрасте шести лет, чему я страшно обрадовался.

Помню первый день в отряде скаутов, когда я вошел и увидел ребят в тщательно выглаженных рубашках, украшенных наградами и значками. Я был тщедушным малышом, а по сравнению с ними почувствовал себя еще более маленьким и жалким. Но стоило мне услышать, как командир велел ребятам всего с одной спичкой зажарить сосиску, как я обо всем забыл и стал с интересом следить за всем, что происходило.

«С одной спичкой… Гм… Но она же горит совсем недолго», – озадаченно размышлял я.

И вдруг я увидел, что, оказывается, нужно было разжечь костер с помощью только одной спички, а потом уже зажарить на огне сосиску. Для меня это стало открытием.

Если бы кому-нибудь из тех ребят сказали, что однажды я займу пост главного скаута и что двадцать миллионов скаутов по всему миру будут считать меня важной фигурой, они бы умерли со смеху. Но дело в том, что свои малый рост и отсутствие уверенности в себе я всегда компенсировал силой воли и решительностью, а эти качества очень важны и для жизни в целом, и для скаута.

Так что в отряде скаутов я испытал чувство свободы и обрел отличных товарищей. Мы были одной семьей, и никому не было дела, у кого какое происхождение.

Ты был скаутом, и только это имело значение.

Мне это было по вкусу, и я стал более уверенным в себе.

Вскоре мои родители приобрели маленький коттедж на острове Уайт, и с пяти до восьми лет я ходил в школу в Лондоне, чего всегда ждал с ужасом, а каникулы проводил на острове вместе с родителями.

Работа папы это позволяла, потому что у членов парламента почти такие же длинные каникулы, как у школьников, а поскольку его избирательный округ находился между Лондоном и островом Уайт, по пятницам по дороге на остров он занимался решением каких-либо проблем жителей. (Возможно, это был не самый образцовый метод исполнения обязанностей депутата, но лично меня это очень устраивало.)

Я всегда мечтал как можно скорее оказаться на острове, который был для меня настоящим раем. Мама с папой постоянно пристраивали к нашему маленькому коттеджу какие-то помещения, и вскоре он стал нашим основным домом.

Зимой над островом постоянно бушует ветер, льют дожди; зато летом он становится похожим на спортивный лагерь, в котором полно моих сверстников, до сих пор остающихся моими самыми близкими друзьями.

Впервые я почувствовал себя свободным, предоставленным самому себе, целыми днями мог бегать на воле, исследуя остров. Еще одним радостным преимуществом жизни на острове было то, что совсем рядом с нашим домом жил мой дедушка Невил.

Он запомнился мне замечательным человеком, которого я любил всем сердцем. Дедушка был очень добрым, невероятно могучим и сильным, глубоко верующим человеком, но при этом любившим и ценившим шутку. И еще он обожал шоколад, хотя всегда ворчливо отказывался, когда ему дарили его. Но стоило тебе уйти, как большая плитка исчезала за считаные минуты.