Юрий Мажарцев - Дембельский альбом

- Только не плюй на борт, м…дак!!!

Этот крик одновременно обращен и к кальмару, и к рыбаку, вытащившему его. Дело в том, что несчастный кальмар, понявший, наконец, что это не съедобная рыбка, пытаясь скрыться от врага, выплевывает черную жидкость, похожую на чернила. На основе этой жидкости, когда-то, в древние времена, китайцы делали тушь, которая не выцветает на их рисунках вот уже несколько столетий. Очень стойкая красочка, надо сказать. И закрасить потом пятно на белоснежном борту научного лайнера от плевка кальмара уже не сможет никакая выданная Родиной белая эмаль. Созданное природой побеждает сотворенное человеком развитого социализма. Поэтому, чтобы потом боцман не отравил тебе существование, надо подержать морской деликатес на весу и дать ему сплюнуть в море тушь, и только лишь потом втягивать на борт. Ну, а далее - все по отработанной схеме с характерной для флота четкостью организации - в сковородке в каюте доктора растапливается сливочное масло и в нее бросается порезанный на соломку капюшон - так моряки называют мантию, внешнюю оболочку кальмара. В кипящем масле этот деликатес приготавливается в течение несколько минут, а потом, под слегка разведенный спирт, успешно употребляется той самой микрогруппой, о которой я уже упоминал. Поверьте на слово - свежевыловленный кальмар очень отличается по вкусу от магазинного, замороженного в одна тысяча девятьсот тринадцатом году .

Я благодарю читателей, у которых хватило терпения дочитать до конца эти бессвязные записки. Может быть, когда-нибудь я продолжу их, если хватит терпения и времени. А пока, наверное, мне следует попрощаться.

Самое трудное - выйти из разговора. Примерно так говорил великий Штирлиц. Сложная задача - вовремя поставить точку или хотя бы многоточие…

Есть такой вид психотерапии, когда пациентов просят описать на бумаге свое состояние и тем самым, выплеснуть все, что накопилось в душе. Говорят, после этого становится легче. Наверное, и мне действительно стало легче на душе. Я подвел итог самому светлому периоду в своей жизни. Я знаю, что это не повторится никогда. Но из той жизни со мной остались друзья, разделившие со мной грусть и радость Океана.

Когда эти записки были почти окончены, пришло трагическое известие о гибели подводной лодки Северного флота Курск. У моего товарища по службе Саши Селезнева там погиб однокашник по военно-морскому училищу - командир лодки Геннадий Лячин. Мы, конечно, обсуждали этот случай, представляя ужас последних мгновений жизни моряков, когда в тихий, уютный, казавшимся таким безопасным мир корабля с ревом ворвались ледяные волны Баренцева моря.

Было горько вспоминать о погибших товарищах и об унижении, которое пережил весь Флот Российский, доведенный нищетой до состояния полной неспособности помочь гибнущим морякам. Как, верно, было больно офицерам-североморцам знать, что рядом гибнут их друзья, а они ничем не могут помочь. Им оставалось только сжимать от безысходности руками планширь и стискивать зубы. Ощущение бессилия - что может быть тяжелее для мужчины.

Противно было потом смотреть и слушать, как высокие начальники пытались оправдаться за безвинно загубленные моряцкие души. Горько было осознавать, что тот флот, на который я когда-то пришел и который создавался на протяжении трехсот лет, канул в небытие за какое-то десятилетие…

Трагедия Курска нового ничего не открыла. Погибли профессиональные моряки, а их начальство старательно отмыло со своих рук моряцкую кровь. Так было всегда на всех флотах мира. И, к сожалению, никогда не будет иначе. Профессия моряка останется опасной, и морские волки всегда будут поднимать третий тост За тех, кто в море! с мистической верой в то, что отведут этим беду от своих собратьев на просторах Океана.

Но я верю, что Россия переживет суровое время. Бывали в ее истории времена и похуже. Стране снова понадобятся сильные Армия и Флот. Тогда опять на моряков с интересом начнут смотреть женщины. И не только из-за того, что морской мундир всегда считался элегантным, а еще и потому, что морским офицерам опять хорошо начнут платить, как было в годы моей службы. Вот тогда строки песни моей флотской юности опять обретут глубокий мистический смысл:

Ибо ради чего еще живет и служит Родине настоящий офицер. А потому: За тех, кто в море, на вахте и гауптвахте!

Пароходом моряки называют все плавающие механические средства, независимо от размера и силовой установки на них; этот жаргон уже так въелся в мою речь, что я и дальше все суда и корабли буду называть пароходом.