Иосиф Пилюшин - У стен Ленинграда

- Андрей, а новый-то наш взводный молодец. Сам давеча повел разведку.

- Да. Бывалый парень. Видать по ухватке, в деле промаху не даст.

Щупленький боец, увидя меня, смущенно заулыбался, искоса поглядывая на Андрея, сидевшего на патронном ящике.

- Вот ты, Федор, чужую отвагу сразу заприметил, а сам-то дрожишь, атаки боишься...

- Чудной ты, Андрей, заладил... Да не я дрожу, ты понимаешь, не я дрожу, а жизнь такая. Ротный командир чего говорил, слыхал?

- Ну слыхал.

- Так чего ж дуришь? "Кто умеет себя хорошо защитить и приказ выполнить, тот и храбр". Все остальное, мол, "я да я" - хвастовство.

- Это верно, но и попусту дрожать незачем.

Пулеметчики приготовили пулемет к бою, притаились в ожидании атаки врага. Я ушел к своему окопу, сел на земляную лавку, открыл бойницу и стал наблюдать за траншеей противника.

Поначалу, кроме комьев снега и глыб льда, я не замечал ничего. Гитлеровцы даже в своих траншеях вели себя очень осторожно.

Спустя некоторое время ко мне в окоп с ручным пулеметом вполз Сергей Найденов, недавно прибывший в роту могучий светловолосый молодой солдат. Его красивое лицо с правильными чертами и спокойными глазами под тяжеловатыми веками производило приятное впечатление. Улыбался он редко, но хорошо. Каждое его движение внушало доверие. В бою Найденов вел себя сдержанно и спокойно.

Найденов дернул меня за рукав стеганки и указал рукой на бруствер вражеской траншеи:

- Посмотри туда. Офицер шомполом что-то рисует на стенке траншеи.

Я поймал в оптический прицел гитлеровского офицера. Он стоял к нам спиной, в сдвинутой на затылок каске. К рукаву маскировочной куртки был прикреплен тонкий прутик, который шевелился на ветру.

- Сережа, ты в кукольном театре бывал?

- А что?

- Да так, к слову пришлось. Чучело это! Они частенько выставляют их, пытаются поймать наших стрелков на приманку.

- Как поймать?

- Очень просто. Ты, увидя вот такого немца, второпях выстрелишь, да еще высунешься взглянуть, попал ли. А их снайпер и хлопнет тебя.

- Да ты лучше присмотрись, - настаивал Найденов, - он ведь голову поворачивает.

- Оставим в покое чучело, будем искать живого. Найденов вновь припал к окуляру перископа:

- Верно, чучело! А все же здорово жулики придумали.

Я упорно продолжал искать вражеского снайпера, но долго ничего не обнаруживал. Помогло мне бревно, лежавшее за задним бруствером немецкой траншеи, торцом в нашу сторону. Как раз в створе с торцовой частью бревна изредка показывался белый бугорок, то увеличиваясь, то уменьшаясь, а то и вовсе исчезая.

Присмотревшись к бугорку более внимательно, я установил, что это голова немца, покрытая белым капюшоном. Я указал на нее Найденову.

- Это снайпер? - спросил Сергей, не отводя глаз от перископа.

- Нет, это их наблюдатель. Видишь, в руках у него нет оружия. Ты следи за ним, а я поищу того, кто выставил чучело.

Найденов некоторое время спустя позвал меня:

- Товарищ командир, тот немец пропал, вместо него объявился другой. У этого винтовка в руках, видишь?

Вражеский снайпер лежал, плотно прижавшись к бревну. Я видел ствол винтовки и вершину каски. Немец держал оружие наготове. Я предупредил Найденова, чтобы он ни в коем случае не открывал амбразуру бойницы, а сам уполз в траншею, чтобы с запасной позиции пристрелить фашиста.

С нового места я видел верх каски, бревно скрывало туловище немца. Я ждал, когда он поднимет голову, и ни на секунду не сводил перекрестие оптического прицела с каски. Время шло медленно, тягуче. Немели руки, шея, слезы туманили глаза, в висках, словно удары молотка, стучала кровь. Я стал считать, досчитал до тысячи, сбился и вновь начал счет. А враг все продолжал лежать не шевелясь. В нашей траншее кто-то громко закашлял, фашист чуть-чуть приподнял голову, показались рожки каски. Я выстрелил и ушел к Найденову.

- Готов! - воскликнул Сергей. - Лежит.

Все, что произошло на глазах Найденова, ошеломило его.

- Да-а. Снай-пер, - задумчиво протянул он. - А я стрельбе учился в народном ополчении. Вот мне бы так научиться стрелять...

Найденов бросил в окопную печурку несколько прутьев. Огонь мгновенно ожил. Мы закурили.

- В открытом бою другой раз лежишь под ливнем пуль, осколков - и невредим. А здесь... один неосторожный поворот - и готов, - размышлял вслух Сергей. - А можно этому научиться?

- Можно. Кто хочет научиться - научится. Найденов помолчал. Отойдя от перископа, он присел прямо на земле. Подумав, обратился ко мне:

- Сегодня была почта, а мне опять письма нет...

- От кого ждешь?

- От родных, конечно, да еще... от девушки, с детства дружим.

- У тебя, значит, девушка есть. Кто она?

- Вот прочти это письмо. Только прошу - не болтай, а то ребята смеяться начнут. - Найденов достал из кармана двухпалые теплые рукавицы, вместе с ними - голубой конверт.

- Можно прочитать?

- Читай, но она мне его прислала еще до начала войны. Я его иногда перечитываю.

Я взял письмо и прочитал вслух:

- "...Здравствуй, мой друг и наш будущий зареченский агроном! Сережа! Я сегодня сдала последний государственный экзамен. Теперь я смогу помочь тебе закончить последний курс. Сережа, любимый! Мечта моя сбылась! Я уже врач! Прощаюсь с Москвой, еду в нашу Зареченскую. Дорогой мой, я буду ждать тебя на берегу Волги, возле тех двух тополей, где мы когда-то с тобой поклялись вечно дружить. Нашу клятву и твою вихрастую белокурую челку я никогда не забуду.

Сережа, какие мы с тобой счастливые, хотя и глупенькие. Как мне хочется сейчас, именно сейчас, чтобы ты был со мною рядом, помнишь, как тогда, на берегу Волги?

Мне только не хватает тебя. А как я хочу, чтобы именно ты видел мою радость и первый поздравил меня с дипломом.

Сережа! Друг мой! На письме кляксы. Эти кляксы сделали слезы. Я смеюсь и плачу от счастья. Как мы счастливы, что родились и выросли в наше время.

Милый! Не задерживайся после экзаменов в Ленинграде. Жду не письма, а тебя... Обнимаю и крепко целую. Твоя вечно

Светлана".

Последние строки письма любимой девушки, которое хранил солдат, я прочитал со слезами на глазах. Оно напомнило мне о многом. Как знать, встретятся ли эти два человека, искренне любящие друг друга. Я не успел более подробно расспросить об их встречах, как в нашей обороне стали рваться вражеские снаряды. Найденов быстро уполз в траншею. Я открыл стрелковую амбразуру. На снегу увидел ползущие к нашим рубежам белые фигурки. Справа, слева от моего окопа с нашей стороны открыли стрельбу ручные и станковые пулеметы, трещали короткими очередями автоматы, бухали глухие винтовочные выстрелы. Я стрелял безостановочно.

От частой стрельбы и близких разрывов шумело в голове. Немцы одолели стометровую отметку и приблизились к нашей траншее на расстояние броска ручной гранаты. Один из них, опершись на левую руку, приподнялся, пытаясь бросить гранату. Я выстрелил ему в грудь. Граната выпала из его руки и разорвалась рядом с ним.