Иосиф Пилюшин - У стен Ленинграда

Строева взяла за локоть Найденова:

- Увидим, Сережа, мимо нас не пройдут.

Один за другим красноармейцы выходили из укрытий. Все они, как по команде, глядели сначала в сторону Ленинграда, а затем на траншеи немцев, над которыми все выше поднимались к небу волны дыма. Был здесь и пулеметчик Гаврила. Солдаты любили его за доброе, мужественное сердце и острую шутку. В пулеметном расчете он заменил Максимова, раненного в ночной перестрелке. Хотя Гаврила и хорошо ориентировался в обстановке, он все же спросил:

- Интересно, почему немцы не стреляют?

Сергей удивленно взглянул на него:

- Да ты, никак, очумел? Не видишь, что ли, как оглушила их, чертей, наша артиллерия? Подожди, очухаются - начнут.

- Тогда, чего же мы ждем, не идем в атаку?

- У ротного командира спрашивай.

Над головами совсем близко проносились снаряды. Пришлось держать шапку, чтобы не сорвала ее с головы воздушная волна.

- Что, ветерком продувает, а? - смеясь, спросил Найденов Гаврилу, который двумя руками ухватился за ушанку.

Земля судорожно встряхивалась и звонко гудела.

- Идем к пулеметчикам в дот, - предложила Зина. - А то здесь, чего доброго, осколком пристукнет.

Но в это время через линию фронта совсем низко пролетели наши штурмовики, повыше в небе появилась добрая сотня бомбардировщиков, с большим числом истребителей. Небо гудело, озаряясь вспышками разрывов снарядов. Бомбовозы летели не торопясь, словно любуясь суровой панорамой боя наземных войск, высматривая нужное место, где бы в нее внести нужную поправку.

Где-то совсем близко послышались сильные взрывы. Со стенок траншей откалывались кусочки мерзлого грунта, падали на дно. В ушах стоял сплошной шум, едкий дым мешал дышать, а чтобы устоять на одном месте, нужно было за что-то держаться. В дыму мы добрались до дота. Пулеметчики встретили нас возгласами:

- А-а! Сергей привел своих снайперов на подмогу. - Они играли в подкидного. - Сергею у нас не везет: не успеет сесть, опять в штрафники попадает. - По условиям игры проигравшая пара товарищей не имела права садиться, а стоя выжидала своей очереди, чтобы еще раз сразиться.

- А ты, Гаврила, поначалу выиграй, а там и ершись, - ответил Найденов, усаживаясь за стол.

Солдаты всячески старались отвлечься от грохота, заглушить душевное волнение в азарте игры. Они смеялись, подтрунивая друг над другом, но бледные лица и дрожащие руки выдавали их волнение.

Гаврила держал веером в руке карты и отбивался от нападения Найденова:

- Ну-ну, давай еще! Что, нет? А садишься играть.

- На, прими, хвастун, туза валетом не убьешь. Вдруг взрывная волна сорвала в тамбуре дверь с петель и ударила о стенку дота. Карты, словно галки, взлетели на воздух и, будто намоченные, прилипли к потолку, а затем попадали на пол.

- Гаврила, закрой дверь, а то сквозняк. Насморк получишь, ты ведь у нас квелый, - сказал Найденов, собирая на полу карты.

- У меня, Сережа, есть испытанное средство от насморка: в баньке хорошо попариться, сто пятьдесят граммов русской горькой да под одеяльце к женушке. Как рукой снимет.

- А ты хрен с редькой не пробовал?

- А что?

- Помогает от простуды.

Дверь была навешена, словесная перестрелка кончилась, игра возобновилась. Время - одиннадцать часов десять минут. Где-то рядом с дотом разорвался снаряд, с потолка посыпался песок. Теперь земля больше не звенела, а, словно тяжело больной человек, протяжно стонала.

- Фу ты, дьяволы, какие неосторожные люди, эти артиллеристы: моей даме запорошили глаза, - сказал Гаврила, стирая рукой пыль с карт.

Зина, усевшись на коробки с пулеметными лентами, пришивала пуговицу на полушубок. Рядом с ней сидел пожилой солдат в гимнастерке, густо дымя самокруткой. На его лице застыла глубокая задумчивость. Зина пришила пуговицу, завязала узелок, затем быстро зубами перекусила нитку:

- На, надевай, а то ходишь с распахнутыми полами.

- Спасибо, Зиночка. А я, глядя на тебя, как ты шьешь, дочь вспомнил. Солдат надел полушубок, застегнул его на все пуговицы и взял в руки автомат.

Вдруг в дверь дота просунулась голова часового:

- Ребята! На Пулковских наши пошли в атаку.

- Хэ-хэ! Братцы, вот оно веселье началось, а ты, Сережа, скучаешь! вскакивая с места, прокричал Гаврила. - Пулемет к бою!

Сталкиваясь друг с другом в узком проходе двери, солдаты спешили выйти в траншею. Каждому из нас хотелось скорее пережить волнующие минуты атаки, к которой мы так упорно и долго готовились. Но увидеть даже в непосредственной близости от места атаки что-либо было невозможно - мешал дым. Слышался все нарастающий гул человеческих голосов да ружейно-пулеметная стрельба. В дыму стайками, как бы обгоняя друг друга, проносились огненные стрелы. Это наши гвардейцы-минометчики вели огонь по тылам противника.

- Гвардейцы Масленникова пошли в атаку! - послышался чей-то восторженный возглас.

- Слышим, слышим, дружище, не мешай, - сказал Сергей.

Каждому хотелось запечатлеть в памяти эту торжественную, долгожданную минуту. Никто из бойцов не обращал внимания на близкие разрывы снарядов и мин, все как очарованные смотрели в сторону Пулкова, где, по-видимому, уже шла рукопашная схватка.

До позднего вечера мы простояли в траншее в ожидании приказа для атаки, но его не последовало, и бойцы и командиры, разочарованные, разошлись по укрытиям.

- Черт возьми, что же это получается? Мы тут отсиживаемся, а соседи дерутся! - в недоумении воскликнул Найденов, доставая из кармана кисет.

- Гвардейцы они, Сережа, вот им первым и поручили начать атаку, ответила Зина, разливая по кружкам чай.

- "Гвардейцы", "гвардейцы"! Что же, по-твоему, они не такие люди, как мы? Им - честь и слава, а мы - подожди...

- Сережа, командованию лучше знать, кому и где начать атаку. Зачем спорить?

- Обидно, Осип, ведь мы тоже готовились.

- До Берлина еще далеко! Пей чай да давай сразимся в подкидного, предложил Гаврила.

Найденов, не отвечая товарищу, держал в своих ручищах кружку и, шумно хлюпая, пил. Глаза снайпера поблескивали недобрым огоньком. Он торопливо допил чай, молча сунул кружку в вещевой мешок, взял из пирамиды винтовку, сунул в противогазную сумку несколько гранат-"лимонок" и ушел в траншею.

- Вот еще дал бог мне беспокойного ребеночка, того и гляди, один на фрицев полезет, - сказал Гаврила, уходя вслед за Найденовым.

Во второй половине ночи семнадцатого января вражеская крупнокалиберная артиллерия прекратила обстрел наших рубежей. Продолжали вести огонь лишь мелкие пушки и пятиствольные минометы. Всю ночь до наступления рассвета наша артиллерия вела с ними артиллерийскую дуэль. На Пулковских высотах шум боя медленно уходил все глубже и глубже в расположение противника.

Чаще и громче слышались выкрики бойцов: "Почему мы не начинаем атаки?"