Виталий фон Ланге - Преступный мир [воспоминания сыщика]

«Ну, Кузька, расскажи-ка мне, как это ты с Голды- шем и другими убили старика-птичника», спросил я Добрянского.

«Откуда вы знаете, что меня зовут Кузькою и даже называете мою фамилию? ведь вы видите меня в пер­вый раз, я никогда вами не задерживался».

«Знаю тебя, Добрянский, со слов Петьки Голдыша, сознавшегося в убийстве и указавшего на тебя, как на участника этого преступления, заявляя, что ты даже задушил старика собственным своим ремнем, вот этим самым, который у меня в руках».

«Врет Голдыш! ремень не мой, а его; Петька при­гласил меня и товарищей на кражу, но не на убий­ство. Когда мы вошли в квартиру старика, то Петька, не говоря нам ни слова, молотком ударил старика по голове и вслед за этим, сняв с себя ремень, затянул им шею старика», показал Добрянский.

«Кто же участвовал в этом убийстве и как были распределены роли при совершении этого преступле­ния?»

«Повторяю вам, что мы шли на кражу, а не на убий­ство. Когда Голдыш убил старика, то Ванька Хало- мидник играл в это время на гармонике, я стоял на цинке (на стороже) и не входил в квартиру, Ванька Нос держал старику руки, а Петька душил ремнем. Петька говорил, что старик любил по вечерам играть на гармонике и играли, чтобы не слышно было бы стона, ибо по соседству была жилая квартира».

Закончив допрос Добрянского, я по телефону со­общил участковому приставу о задержании убийцы, повинившегося в преступлении, причем просил за­держать Голдыша, зная в то же время, что тот скрыл­ся в день обнаружения убийства. В тот же день мною было установлено негласное наблюдение за кварти­рою Голдыша, где проживала его сожительница Ека­терина Макарова. Агент, следовавший за Макаровой, доложил мне, что она ходила на почту и спрашивала на свое имя письмо до востребования, которого в то время еще не было. Перехватив письмо Макаровой, я узнал, что Голдыш проживает в г. Аккермане у своего дядьки. По телеграфу было сообщено местной поли­ции о задержании его. На другой день после задержа­ния Добрянского, мне удалось арестовать и Ваньку Носа (Шевченко), разгулявшего <���ся> в одном из трак­тиров. Шевченко сознался в убийстве Синицына, зая­вив, что у покойного оказалось за пазухою 300 руб. и они поделились по 75 руб. на человека, хотя, как он узнал от товарищей, Голдыш их надул, ибо у него ви­дели более двухсот рублей денег.

Немало труда составляло задержать Ваньку рябо- го-Халомидника, которого я не знал в лицо и кото­рый никогда не попадался ко мне. Разыскав одного воришку, знавшего Халомидника, я сумел сманить его на свою сторону всевозможными обещаниями, пред­варительно купив ему костюм за 6 р. 50 к. и подарив свои старые сапоги. Воришка этот сообщил мне, что Халомидник ночевал в ночлежном приюте в каранти­не и спал в том месте, где ложатся рабочие-угольщи­ки, почему я просил указать его. Получив согласие и, переодевшись в костюм грязного чернорабочего, за­гримировавшись, я намазал черным зубным порош­ком себе лицо, шею и руки, дабы быть похожим на рабочего-угольщика и, взяв с собою револьвер, отпра­вился в карантин на ночлег; это было приблизитель­но около 11 часов вечера.

Придя в приют в сопровождении указчика-вора, мы улеглись на грязные матрацы в том самом месте, где прошлую ночь провел Халомидник. Настроение духа было убийственное, насекомые в громадном ко­личестве не замедлили нанести мне визит и посетить мою голову и тело. Недоверие к соседу возрастало. А вдруг приятель мой изменил мне и предупредил своих товарищей в приюте, сообщив, кто я? Конец будет, уло­жат на месте и концы в воду.

Нервы страшно расшатались, мурашки по телу про­бегали в помощь грызущим меня насекомым; я не­вольно положил руку в карман, взяв револьвер за рукоятку, и прислушивался к каждому шороху; часы пробили 2 часа, слышу стук сапог и чей-то разговор. Сосед мой, приподняв голову, присматривается к иду­щему к нам человеку и, незаметно толкая меня, го­ворит: «Он». Дав возможность Халомиднику улечься на матрац и услышав храп его, последовавший через несколько минут, я осторожно встал с своего места и вышел с указчиком на улицу. Подозвав постового го­родового и войдя обратно в приют, арестовал Хало- мидника, доставив его в участок.

«Счастье ваше, что вы захватили меня сегодня, а то завтра я собирался оставить Одессу навсегда. Задер­жал меня фальшивый паспорт, который должен быть готов только завтра. Знаю, что вы арестовали меня за убийство. Когда был задержан Кузька, то я знал, что он выдаст своих сообщников, сознаюсь и я в убийстве Синицына, но только скажите мне, кто вам сообщил, что я ночую в этом приюте и за сколько вы купили мою голову; пусть мои товарищи отблагодарят шпио­ну».

Конечно, я Халомиднику не дал никакого ответа, зная, что моего указчика убили бы товарищи, а меж­ду тем, он пригодится мне и в других случаях. После задержания Халомидника пришлось три дня подряд побывать в бане, дабы избавиться от той грязи и на­секомых, которые не оставили меня в приюте.

Не лишенным интереса был другой случай поимки мною шайки разбойников, совершивших

убийство двух старух, Криворотовой и Кругловой, с целью грабежа.

Старухи эти проживали в собственном доме на Бал- ковской ул., живя в отдельном флигеле; обе они были до чрезвычайности скупы, отказывали себе даже в прислуге, нанимая изредка человека-соседа для услуг по дому и квартире. Желая сделать небольшую при­стройку, Криворотова заложила свой дом в гор. кре­дит. обществе за 3500 р., каковые деньги должна была получить в день ее убийства. Деньги в банке не по­лучила за поздней ее явкою. О том, что Криворотова должна получить деньги, узнали откуда-то соседи, которые в ту же ночь убили обеих старух. Узнав об убий­стве их, я отправился на место происшествия, где уже застал участкового судебного следователя. Придя во двор, я обратил внимание на задушенную цепную со­баку, служившую единственным охранителем старух. Трупы обеих старух с разбитыми до мозгов головами лежали на разных кроватях. На полу валялись разные бумажки, рецепты, квитанции и, между прочим, я за­метил ассигновку на получение 3500 рублей из кре­дитного общества. Вещи, как не представляющие цен­ности, почти не похищены; взяты только самовар и две медных кастрюли. Обе жертвы убиты топором, ос­тавленным на месте преступления. В чулке Криворо- товой я обнаружил 40 руб. кредитками, очевидно, не замеченные преступниками. Данных к изобличению кого-либо в преступлении не было, к покойным никто в квартиру не заходил.

Рассуждая об этом преступлении, я пришел к зак­лючению, что убийство совершено: во 1-х, такими лицами, которые знали расположение комнат и быва­ли в квартире убитых; во 2-х, что, несомненно, убий­цы близкие соседи, именно такие, которых знала цеп­ная собака и на которых она не могла лаять. Заду­шена же она потому, что в числе убийц были и чужие люди, незнакомые во дворе Криворотовой; и наконец 3-е, что убийство совершено знакомыми покойным людьми, ибо убивать их не было никакого основания, так как они были беззащитны, а убили их потому, что Криворотова знала их в лицо, а этим могла бы выдать преступников.