Борис Земцов - Зона путинской эпохи

В зоне бывший дальнобойщик держится особняком, самостоятельно, независимо. Открыл для себя новое занятие – чтение. И… ушел в него с головой. «Вот, – виновато разводит он руками по этому поводу, – до сорока лет дожил, а с книгами все как-то не складывалось, только в зоне и начал читать».

Верно, поздно Алексей взялся за книгу, но крепко взялся и, судя по всему, скоро наверстает упущенное. С книгой даже на «промке» не расстается. Удается свободная минута (оборудование поломалось, сырья не подвезли) – кто курить, кто дремать, кто анекдоты травить, а он – читать. В чтении разборчив, взыскателен. Предпочтение истории, философии, социологии. Никаких детективных страшилок и эротической чепухи. В общую тетрадь записывает названия книг и особо ценные мысли, что в них содержатся.

А книги за добрую преданность платят взаимностью. Что ни день для Лехи – то открытия, которыми он со мной часто делится: «Оказывается, Иван Грозный не такой плохой был…», «Ты смотри, экономика России в начале двадцатого века какой мощной была, рублю в любом банке мира кланялись, а нам все вдалбливали – нищая Россия, убогая Россия…», «Веришь, что Сталин не своей смертью умер?…», «Ух, сколько вранья и тайн вокруг Чернобыля накручено…».

А всю лагерную романтику, разглагольствования о тюремной порядочности и лагерном братстве, призыве «жить по понятиям» Леха на дух не переносит: «Жулики они (это он о приблатненных, собирающих каждый месяц взносы на „общее“) – болтуны, обманщики. На „общее“ собирают, а с этого „общего“ каждый себе в первую очередь брюхо набить норовит…».

Наверное, после зоны Лехе на воле еще труднее будет. С его прямотой, максимализмом, с обостренным чувством справедливости. Искренне желаю, чтобы ему чаще везло и на воле и здесь, за колючкой, на оставшемся до освобождения отрезке срока.

Какой нездоровый цвет лица у многих из тех, с кем я разделяю ныне арестантскую судьбу. Особенно это заметно в ясный солнечный день, во время проверок, когда весь отряд выстраивается по шеренгам в «локалке». Этот цвет напоминает о множестве явных и скрытых недугов. Мрачная палитра. Желтый, мертвенно-бледный, серо-землистый, серый с зеленью. Напоминание о больной печени, разрушающихся легких, барахлящих почках и т. д. Наглядное свидетельство отсутствия витаминов, потребления плохой воды, отсутствия нормальной медицинской помощи, а главное, конечно, дефицита свежего воздуха. В бараке дышим диковинной смесью из табачного дыма, испарений сохнущей одежды, запахов несвежего белья. Не говорю уже о том коктейле, что приходится вдыхать в лишенных вентиляции ангарах «промки» (тот же дым, пыль, полиэтилен, полипропилен и прочая гадость). Потому и выходя в «локалку» продышаться – не просто дышишь, а употребляешь воздух, как редкое лакомство, смакуя, наслаждаясь, растягивая удовольствие. Если, конечно, в это время не «поддувает» из цеха по фасовке мела из недавно развернутой, то ли случайно, то ли специально, в сторону наших бараков трубы.

А еще крупноформатную цветную съемку наших лиц можно использовать как фотодокумент в разговоре о гуманизации и либерализации нашего общества. И никаких комментариев словоохотливых правозащитников не надо! Известно, что степень цивилизованности государства определяется состоянием в этом государстве тюремно-лагерной системы, отношением в этом государстве к заключенным. Можно просто нафотографировать наших физиономий, то желтых, то мертвенно-бледных, с черными и фиолетовыми полукружьями под глазами, с проваленными, напоминающими об отсутствующих зубах (кто лишился по болезни, кто в ходе общения с особо ретивыми следователями) ртами, и… все. Наши лица – визитная карточка государства, лакмусовая бумажка состояния общества, диагноз нравов и свидетельство степени милосердия в одной конкретной стране, в одну конкретную эпоху.

Продолжаю пополнять коллекцию сюжетов и текстов арестантских татуировок. Видел в соседнем отряде зека, у которого на верхней части шеи, у самой границы, откуда начинают расти волосы (наверное, место было выбрано специально, чтобы даже с учетом наличия рубашки все бросалось в глаза) было наколото: «Руби ниже!». Такая вот залихватская рекомендация кололась, видимо, в надежде, что в стране опять введут смертную казнь и исполнять ее будет по-старинке палач топором на плахе. Другой подтекст: обладатель подобной татуировки просто уверен, что его будущая биография сложится так, что все закончится непременно «высшей мерой». Что-то вроде – «Сам себя приговорил».

Еще один не менее мрачный текст. Надпись во всю спину «Когда умру – сдирите шкуру и отнисите в Божий храм» (воспроизводится в соответствии с орфографией оригинала). Кстати, как понимать, кому адресуется вторая часть пожелания: что нести в храм? То ли эту саму шкуру, что просил-завещал обладатель этой оригинальной наколки, то ли его собственное, уже ошкуренное тело? Похоже, те, кто украшает себя подобным образом, думают о чем угодно, только не о том, что татуировка несет в себе и элементы мистики, и провидения собственной судьбы, и много чего еще, до сегодняшнего дня непонятного и необъяснимого, но очень серьезного.

А еще раньше обратил на себя внимание внушительных размеров портрет Адольфа Гитлера на груди одного из мывшихся в бане арестантов. Портрет, правда, весьма относительной похожести. Запечатленный фюрер смахивал на что-то среднее между сгинувшим в эпоху культа личности маршалом Блюхером и бравым солдатом Швейком. Если бы не окантовка из свастик всех калибров, – основателя Третьего рейха не узнать. Лет двадцать тому назад подобный сюжет, навечно запечатленный на человеческом теле, даже представить было бы трудно. Иные времена – иные нравы. И тематика живописи по телу совсем иная.

Обошел человек двадцать в бараке в поисках чистого конверта. Занимался этим отчасти по необходимости (конверты, действительно, у меня кончились, а до ближайшей посылки, в которой их непременно пришлют, еще пара недель), отчасти ради своего рода социально-экономического эксперимента по изучению местных нравов. Результат оказался вполне ожидаемым. Кто-то буркнул однозначное «нет», кто-то сожалел, что его конверты закончились (были бы, обязательно поделился), кто-то делал удивленные глаза: «Откуда?». Кстати, я сам на протяжении более года (срок моего нахождения на отряде) никому, ни разу в аналогичных просьбах не отказывал. Конечно, нельзя впадать в мелочность, опускаться до ненавистного крохоборства, но факт – вещь упрямая. На протяжении всего этого времени из месяца в месяц вижу, как основная масса окружающих меня людей, затовариваясь в ларьке, набирает на все имеющиеся деньги исключительно то, что можно только съесть. Сознательно и целенаправленно забывая даже о не менее необходимых сигаретах, не говоря уже о конвертах, открытках и даже обыкновенных спичках. Все прочее «добывается» при помощи вовсе не волшебного слова – «Дай!». Без всякого намека на приставку «пожалуйста». Халява – в качестве руководства к действию. Халява – в качестве главного жизненного принципа.