Вадим Бойко - После казни

— Ну хватит, будет уж! Все обойдется.

После обеда Стасик, как только мог, подбадривал меня и Нагеля тем, что спасательные работы уже ведутся. Я охотно верил ему, и наше положение уже не казалось столь безнадежным. Даже Нагель немного повеселел. Он предложил нам поспать, а сам вызвался дежурить.

Проснулся я весь в поту. Раскалывалась от боли голова, зверски хотелось пить. В потемках едва мерцала одна карбидная лампа, словно свеча над покойником. Рядом сидел Стасик, а Нагель нервно вышагивал по забою. Его долговязая фигура сновала взад-вперед, как привидение. Под ногами трещал уголь, и этот треск лишь усиливал мертвую тишину и гнетущее чувство безысходности.

— Как-то странно держит себя Нагель, — шепнул мне Стасик. Он помолчал, потом окликнул штейгера: — Нагель, пить хочешь? Иди-ка сюда, выпей немного чаю.

— Пить? — удивленно переспросил Нагель и ни с того ни с сего расхохотался.

— Иди сюда, — повторил Стасик, — доедим, что осталось, выпьем чай и ляжем спать. Нужно беречь силы.

Штейгер послушно сел. Мы доели все до последней крошки и допили чай. Стасик, попросив меня подежурить, заснул.

Я сидел и не сводил глаз с Нагеля, а он все ходил и ходил по забою. Несколько раз я пробовал заговорить с ним, но штейгер не обращал на меня никакого внимания. Так продолжалось часа два. Мне стало не по себе, и я разбудил Стасика.

— Ничего не слышно? — спросил он. — А Нагель все шагает?

— Шагает, — сказал я.

— Гм… — обеспокоенно хмыкнул Стасик. — Нагель, который час?

Тот ничего не ответил.

— Ну и черт с ним. Ох, голова будто свинцом налита, и пить хочется… — впервые за это время пожаловался Стасик.

Через несколько часов мы будем отравлены углекислотой, ведь с каждой минутой кислорода становилось все меньше и меньше. По всему телу разливалась слабость, мною овладело тупое безразличие ко всему, и я заснул.

Разбудил меня какой-то крик, непонятная возня в забое.

— Владек, помоги! — услышал я голос своего друга. — Я тут, я держу Нагеля, он тронулся! Возьми в кармане моей куртки зажигалку и присвети. Только быстро.

Словно в бреду, я поднялся на ноги, вслепую кинулся на голос Стасика.

Вдвоем мы одолели Нагеля, связали ему поясами руки и ноги. Он орал не своим голосом, извивался, как спрут, бился головой об уголь, и мы с трудом кое-как его. утихомирили.

При свете зажигалки я увидел исцарапанное, окровавленное лицо Стася.

— Пока горит зажигалка, — хрипло произнес Стась, — поищи проволоку, а то ремень может не выдержать.

Мы скрутили руки сумасшедшего и привязали его к стойке. Нагель судорожно дергался, неистово кричал или дико хохотал. Жутко было слышать этот хохот безумного штейгера.

Зажигалка погасла, и все вокруг погрузилось в непроглядную тьму. Наконец успокоился и Нагель. Мы уже потеряли всякую надежду. Несколько раз я терял сознание, бредил.

В ту минуту, когда я пришел в себя, мой слух уловил какое-то слабое постукивание. Как видно, его услышал и Стасик, потому что на несколько секунд затаил дыхание и напряженно прислушивался. Постукивание стало отчетливее.

— Слышишь? — прошептал Стасик, словно боясь спугнуть эти глухие и призрачные звуки.

— Слышу! Слышу! — радостно произнес я и зарыдал, прильнув к груди своего товарища.

И хотя мы задыхались от недостатка кислорода, настроение наше заметно улучшилось. Мы сидели обнявшись и плакали. Сколько времени это продолжалось — не знаю, но вот отчетливо послышалось скрежетание бура, вгрызавшегося в породу. Стасик вынул зажигалку и без конца щелкал ею. Наконец появился слабый огонек. Осторожно, чтобы не погасить его, Стасик встал и, с трудом переставляя ноги, подошел к завалу. Через секунду послышался его радостный голос:

— Владек, сюда! Мы спасены!

Из последних сил я пополз к нему. То, что я увидел, заставило радостно дрогнуть сердце. Из отверстия в породе торчал конец тонкой металлической трубки. Припав к ней, Стасик жадно вдыхал. Это наши спасатели пробуравили в каменной глыбе отверстие, вставили в него длинную трубку и пустили по ней из баллона кислород. Мы по очереди втягивали в легкие прохладные живительные струи. Потом подтащили к завалу уже бесчувственного Нагеля и положили лицом к отверстию трубки. Через некоторое время он очнулся и начал что-то бормотать.

Кислород поступал беспрерывно. Мы могли свободно дышать.

Ползая на четвереньках, мы нащупали кайло и, вернувшись к завалу, стали осторожно стучать по трубке. В ответ услышали точно такие же постукивания.

И наконец настала столь желанная, столь незабвенная минута. Откололся кусок породы, и в образовавшееся отверстие брызнул электрический свет.

— Живы?

Мы оттащили Нагеля в глубину забоя.

— Давай развяжем его, а то еще обвинят нас в насилии над немцем, — сказал Стасик.

Высвободившись от пут, Нагель стал на четвереньки, потом поднялся на ноги и, словно пьяный — его качало из стороны в сторону, — начал ходить по забою, натыкаясь на стойки и вагонетки. Вдруг он снова захохотал, но мы уже не обращали на него никакого внимания. Вскоре через довольно просторное отверстие пролез человек в каске. Он подбежал к нам с санитарной сумкой и кислородной маской в руках и спросил:

— Раненые есть? Кто нуждается в медицинской помощи?

— Да вот Нагель… наш штейгер, — ответил Стасик.

Санитар подбежал к Нагелю и, увидя его окровавленное лицо, стал доставать из сумки бинт и вату.

— Хайльхитла! Хайльхитла! — дико заорал Нагель, а потом взорвался хохотом и бранью. Сильным ударом сбил с ног санитара. Немцы, которые пролезли в отверстие вслед за санитаром, бросились к потерявшему рассудок штейгеру, а он крушил своими кулачищами всех подряд. Спасатели, не ожидая такой встречи, сперва растерялись, но потом свалили сумасшедшего и, уложив на носилки, унесли.

— Давно с ним такое? — спросил санитар, вытирая разбитый нос.

— Недавно, — ответил Стасик.

— Как же вы с ним…

— Держали в объятиях, — усмехнулся Стасик.

Санитар с уважением посмотрел на мощную фигуру поляка.

Нас напоили чаем и спросили, сможем ли мы дойти сами.

Мы пролезли через только что сделанное отверстие, догнали санитаров, несших носилки с Нагелем, и, поддерживая друг друга, побрели к стволу. За нами шла команда спасателей. Не знаю, сколько часов они работали, но усталость валила их с ног. Это были простые немецкие шахтеры, и их сочувственное, человеческое отношение глубоко тронуло нас. Они же сказали нам, что в заваленном забое мы просидели сорок шесть часов.

И вот подъемная клеть мчит нас наверх. Возле эстакады надшахтного строения стоят две машины «скорой помощи», а рядом с врачами в белых халатах два веркшютца, вооруженные карабинами и дубинками. Они ожидали нас. Шуцманы явились за мной (причем двое — за одним узником) независимо от того, придется ли им конвоировать живого или мертвого.