Жорес Медведев - Из воспоминаний

Увы, цензура, потребовала вырезать некоторые из наиболее сильных и правдивых эпизодов картины. У режиссера не было выхода, и он готов был уступить, но Симонов на этот раз отказался идти на уступки, угрожая снять свое имя с титров. В конце концов так и получилось. Симонов снял свое имя и потребовал изменить название фильма. Картина вышла на экраны в 1969 году под названием «Возмездие». Этот фильм не имел успеха и не производил особого впечатления на зрителей. О нем мало писали.

Совсем незамеченным прошел и фильм «Четвертый» по мотивам романа Симонова «Последнее лето». Грубой цензурной обработке подвергся хороший публицистический фильм по сценарию Симонова и Евгения Воробьева под названием «Ни убавить, ни прибавить». В этом фильме (который я видел на одном из просмотров в Доме кино) были очень сильные и впечатляющие сцены, связанные с образом Сталина и темой предвоенных репрессий среди военачальников. Но все это было исключено, и название фильма могло теперь звучать только как насмешка. Картина появилась на экране под названием «Если дорог тебе твой дом».

В разговорах со мной Симонов высказывался вполне определенно и негативно о попытках реабилитации Сталина. Однако я переоценил его решимость бороться или как-то открыто протестовать против подобных тенденций в нашей политической и культурной жизни, и это обстоятельство вскоре изменило развитие наших отношений.

В начале 1966 года в стране шла подготовка к XXIII съезду КПСС. Предыдущий съезд состоялся в конце 1961 года и запомнился всем нам не только программой построения коммунизма в течение двадцати лет, но и громкими разоблачениями Сталина и его ближайших соратников – Кагановича, Молотова, Маленкова, Ворошилова и некоторых других. По решению съезда тело Сталина было вынесено из Мавзолея. Общественная, идеологическая и культурная жизнь страны начала развиваться в ином направлении. Теперь же происходил другой – консервативно-догматический поворот. Поднимали головы ретрограды и сталинисты. В Москве появились слухи, что большая группа видных военачальников подписала обращение к съезду партии с требованием реабилитировать Сталина. Это требование не встретило тогда поддержки даже у Михаила Суслова и у части более осторожных членов партийного руководства.

В противовес требованиям самых крупных военных лидеров, где-то в недрах партийного аппарата родилось предложение организовать коллективное «антисталинское» письмо большой группы интеллигенции. За это дело взялся писатель и публицист Семен Николаевич Ростовский, более известный под псевдонимом Эрнст Генри. Бывший разведчик и автор очень известных в 30-е годы книг «Гитлер над Европой» и «Гитлер против России», Генри жил и работал в Москве и продолжал писать и печататься под разными псевдонимами, например А. Леонидов. Он поддерживал связь с некоторыми старыми большевиками, особенно из Коминтерна, с отдельными деятелями интеллигенции и с некоторыми из знаменитых разведчиков, например с Д. Маклэйном. Именно Эрнст Генри – С. Н. Ростовский составил осторожный, но убедительный текст «Открытого письма XXIII съезду КПСС» с протестом против попыток реабилитации Сталина. Ростовский почти без обиняков говорил, что его инициатива одобрена в «высших сферах», где также есть противники реабилитации Сталина.

Организаторы акции разумно полагали, что под «Открытым письмом» должны стоять имена людей, которых знала и уважала вся страна. Свои подписи поставили такие ученые, как Петр Капица, Игорь Тамм, Андрей Сахаров, писатели Корней Чуковский, Константин Паустовский, Виктор Некрасов, режиссеры Олег Ефремов, Михаил Ромм, Георгий Товстоногов и другие – всего более двадцати человек. Когда письмо было уже отправлено в ЦК, некоторые из крупных деятелей интеллигенции выразили желание к нему присоединиться. Ростовский составил второй, более короткий текст о солидарности, под которым также подписались многие известные деятели науки и культуры.

Ростовский хотел, чтобы под этим документом стояла и подпись Константина Симонова, но тот отказался даже встретиться с этим публицистом. Кто-то сказал Ростовскому, что у Роя Медведева очень хорошие отношения с Симоновым. Семен Николаевич, с которым я раньше почти не был знаком (мы случайно встретились однажды в какой-то общей «околописательской» компании), попросил меня приехать. Дело было хорошее, и я охотно включился в сбор подписей. Благодаря моим усилиям под письмом к съезду появились подписи Владимира Дудинцева, Ильи Эренбурга, академика и генерала химика Ивана Кнунянца, кинорежиссера Григория Чухрая.

Заранее договорившись о встрече, я поехал и к Симонову на его дачу в подмосковном поселке Красная Пахра на реке Десне под Москвой. Официально поселок назывался «Советский писатель», но все называли его «Пахра», или «Красная Пахра», так как недалеко был расположен большой научный городок Красная Пахра с крупным институтом по проблемам физики и жилыми домами сотрудников. Все эти названия происходили от названия реки Пахра, притоком которой является Десна (маленькую Десну не надо путать с большой Десной – самым крупным притоком Днепра).

После короткой беседы я сказал, что хочу познакомить Константина Михайловича с одним важным документом, и передал ему копию «Открытого письма» – с указанием всех, кто его уже подписал. Если бы Симонов выразил какие-либо сомнения относительно текста документа или откровенно сказал мне, что он уже знает о существовании этого письма, но по каким-то причинам решил воздержаться от его подписания, то я бы ограничился общим разговором. Но Симонов неожиданно стал очень хвалить текст письма и тех, кто уже поставил под ним подпись. Он даже сказал: «Прекрасно написано, я готов подписаться под каждым словом этого письма». Конечно, Симонов не подозревал, что я имею какое-то отношение к сбору подписей. И когда я сказал, что именно за этим и приехал и что присоединиться к письму еще не поздно, Симонов явно растерялся. Мне стало неловко, что я поставил его в столь трудное положение. Симонов еще раз прочитал «Открытое письмо», мучительно думал и сказал, что некоторые фразы ему не слишком нравятся. Потом он еще помолчал и, неожиданно повеселев, сказал: «Знаете, Рой Александрович, я все же писатель. Я лучше сегодня вечером напишу собственное письмо с протестом против реабилитации Сталина. Два письма – это будет даже лучше». Я согласился с этим, и обед, на который я был приглашен, прошел весьма оживленно.

После этой встречи Симонов мне не звонил, и я решил, что никакого письма к съезду он не написал. Да и мне было как-то неудобно напоминать о себе, и я перестал приходить к нему в кабинет для чтения мемуаров и других материалов по моей теме.