Жорес Медведев - Из воспоминаний

Вскоре, не без помощи профессора Гленни, мы нашли университетское издательство в США «The MIT Press» в штате Массачусетс, которое согласилось издать книгу. Это было издательство Массачусетского института технологии, частного университета, но с очень высокой репутацией, сравнимой с Гарвардом. В данном случае был выплачен и небольшой аванс в 500 долларов, разделенный между главным автором и соавторами. Книга Лакшина снова пошла в набор. Предполагалось, что она будет опубликована в конце 1979 года.

Неожиданно это американское издательство сообщило, что договор расторгнут и книга Лакшина издаваться не будет. Это решение было уже непонятно, так как в США у издательства никаких проблем с судом не могло быть. Если бы давление на запрет книги Лакшина исходило от адвоката Солженицына, то судиться он должен был бы с автором книги, а не с издательством. В книге Лакшина не было абсолютно никаких элементов, которые подходили под категорию «клеветы». В дело включился Майкл Гленни, который, как профессор литературы и переводчик, лучше знал издательский мир. 2 мая 1980 года он прислал мне письмо:

Новым редактором, который взялся за издание книги Лакшина, был Рене Оливери. В 1980 году я был в США и встретился с ним. Книга Лакшина была издана в конце 1980 года. [68] Но она продавалась только в США, но не в Англии. Книга «Бодался теленок с дубом» была издана в США под более коротким названием «The Oak and the Calf» на несколько месяцев раньше. Можно предполагать, что были приняты какие-то усилия для того, чтобы эти книги не появились одновременно, так как Лакшин слишком сильно подрывал репутацию книги Солженицына, которую издавало большое коммерческое издательство «Коллинз» (Collins). Одновременная публикация неизбежно сдваивала бы рецензии, и мнение Лакшина, безусловно, снизило бы ожидавшийся успех «Теленка» на английском. Однако «Теленок» и без книги Лакшина был принят рецензентами очень плохо и не имел успеха. Наиболее критическую рецензию, что можно было ожидать, опубликовал Джордж Фейфер:

«Солженицын в этой книге похож на Ленина. Он не доверяет никому. Он видит врагов там, где их нет, он обращается с помощниками и союзниками как с потенциальными предателями, он обманывает друзей… “Теленок” наносит главный удар против тех друзей и союзников, которые рисковали собственной судьбой, помогая ему… Его главной жертвой оказался “Новый мир”, который немедленно признал выдающейся его повесть “Один день…” и редакторы которого самоотверженно боролись за ее публикацию. …Если бы эта повесть оказалась в любом другом советском журнале в тот период, то она несомненно не была бы опубликована…. “Теленок” характеризует сотрудников “Нового мира” с таким же негодованием, с каким “ГУЛаг” обрушивается на правителей СССР…» [69]

У Джорджа Фейфера были, конечно, и личные мотивы для того, чтобы дать именно столь критическую оценку не только книге, но и ее автору. Но немалое число других критиков также были разочарованы «Теленком». Книга Лакшина получила меньшее число рецензий, но все они были положительными.

Имена ученых, принимавших участие в разработке всех видов ядерного оружия, были в СССР засекречены. Эти люди не участвовали в общественно-политической жизни страны. Но они не участвовали и в каких-либо открытых научных дискуссиях. Академик Андрей Дмитриевич Сахаров был одним из этих особо секретных и особо охраняемых ученых. Он возглавлял на «объекте» в одном из секретных научных городов группу замечательных, но также засекреченных ученых. Однако интересы А. Д. Сахарова стали постепенно выходить за рамки одних лишь научных проблем, и он был первым из ученых-атомщиков, кто прорвал возведенную вокруг них информационную и политическую изоляцию. Это произошло неожиданно и для властей, и для самого Сахарова.

Летом 1964 года должны были пройти очередные выборы в Академию Наук СССР. Среди кандидатов на пост академика был и один из ближайших соратников Трофима Денисовича Лысенко член-корреспондент АН СССР Н. И. Нуждин. Его кандидатура была поддержана в ЦК КПСС и уже прошла через Отделение биологических наук Академии. Академики-физики и особенно атомщики относились к концепциям «мичуринской биологии» весьма неприязненно еще с конца 40-х годов. Как при производстве, так и на испытаниях атомного оружия физикам приходилось считаться с таким явлением, как радиация, а это требовало существенного расширения их познаний в биологии и генетике. Именно в научных учреждениях атомной индустрии нашли в 40—50-е годы укрытие и работу многие ученые-генетики, уцелевшие от погромных кампаний в биологии 1948–1949 годов. В атомных научных центрах шло развитие новой научной дисциплины – радиобиологии, которая строилась на принципах не «мичуринской», а классической генетики. Критически относился к концепциям Т. Лысенко и А. Сахаров.

Среди ведущих советских физиков было несколько академиков старшего возраста, которые работали одновременно и над секретными, и над открытыми научными проектами. Эти люди решили выступить против избрания Н. Нуждина на пост академика. Детали этого, по условиям того времени весьма необычного и смелого выступления, обсуждались в канун Общего собрания АН СССР на квартире академика В. А. Энгельгардта. Здесь собрались несколько очень известных ученых, включая И. Е. Тамма, М. А. Леонтовича и других. А. Д. Сахарова на этом конфиденциальном совещании не было, он о нем даже не знал. Но Сахаров присутствовал на Общем собрании и был крайне взволнован выступлением Энгельгардта, который высказался против избрания в академики Н. Нуждина. Последние слова Энгельгардта о том, что кандидатура Нуждина «не отвечает тем требованиям, которые мы предъявляем к этому самому высокому рангу ученых нашей страны», были встречены аплодисментами, и это вызвало растерянность в Президиуме собрания. «Кто еще хочет взять слово?» – спросил Президент АН Мстислав Келдыш. И здесь руку поднял А. Д. Сахаров. Это решение, как свидетельствовал позднее Андрей Дмитриевич, «я принял импульсивно; может быть, в этом проявился рок, судьба».