Дмитрий Ломоносов - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

Сопровождавшая полк артиллерийская батарея 76-миллиметровых длинноствольных пушек отстала, безнадежно застряв в болоте. Остались только несколько полковых короткоствольных пушек на конной тяге, которые вытаскивали почти все время на руках. Ночью, останавливаясь на отдых у костров, дремали, переругиваясь, когда костер прогорал и наставала чья-то очередь идти за дровами. Собирать их в темноте по колено в снегу, проваливаясь в заполненные талой водой ямы, было дьявольски тяжело.

С рассветом раздавалась команда «Строиться!». Невыспавшиеся, усталые и голодные солдаты занимали свои места в строю, и движение продолжалось дальше по направлению, указываемому проводниками из партизан. Через некоторое время — привал, раздача каши, на ходу сваренной в походной полевой кухне, и — дальше, грызя по дороге окаменевшие от мороза ржаные сухари.

Кстати, о полевой кухне.

У нас во взводе связи и разведвзводе полевой кухней ведал огромного роста ефрейтор со смешной фамилией Бескопытный. Эту кухню именовали «Полтора хохла и одна кобыла». В условиях острого недостатка продуктов (подвоза ждать было неоткуда, местность, по которой проходил наш путь, была почти безлюдной, а много ли можно было везти с собой в обозе?) наш «Полтора хохла» умудрялся чем-то наполнять котел. На заброшенных лесных заимках и почти безлюдных кордонах лесников он находил в ямах и тайниках картошку, а на запущенных огородах какие-то съедобные овощи, и по сравнению с другими эскадронными кухнями содержимое его котла казалось питательнее.

Иногда вдруг натыкались на немецкий заслон-засаду. Подпустив строй поближе, из хорошо замаскированного дзота сидящие в нем дозорные поливали нас плотным пулеметным огнем. Раздавалась команда, полк рассыпался, охватывая огневую точку с флангов. Валился вместе со всеми на снег и я, стрелял из карабина по отблескам вспышек выстрелов туда, откуда струились визжащие трассы пулеметных очередей. Внезапно все затихало, раздавались только крики и стоны раненых. Зашедшие засаде в тыл обнаруживали, что она уже пуста, немцы успевали невредимыми ретироваться, оставив после себя лишь гору стреляных гильз.

Собирали раненых, хоронили убитых и продолжали движение дальше.

К концу декабря еще сильнее потеплело. Под ногами уже не только мокрый снег, а лужи ледяной воды, перемешанной с болотной грязью. Валенки напитались водой, отяжелевшие ноги еле тащились. Физическое изнурение достигло предела. Понурые, сгорбившиеся солдаты тянулись друг за другом, с трудом таща свою походную амуницию. Лошади, запряженные в тачанки, обессилевшие от непосильной нагрузки и бескормицы, падали в лужи. Их с трудом поднимали и, подпирая плечами повозки, двигались дальше.

На кратковременных привалах у наспех разожженных костров не удавалось просушить валенки.

По дороге невольно вспоминалось, как в детстве в Болшеве случайно промоченные ноги сразу же вызывали ангину с высокой температурой. Здесь же, в этой немыслимой обстановке, со мной ничего не происходило, не было даже кашля.

Подошли к относительно крупному населенному пункту, кажется Буйновичи, где, по данным партизанской разведки, стоял немецкий гарнизон, усиленный несколькими танками.

Полк развернулся в боевой порядок, занял позиции, окружив стрелковые ячейки снежными холмиками (рыть окопы было невозможно; под слоем мокрого снега — топкое болото). Протянули телефонную связь от штаба полка к эскадронам. Начали готовиться к атаке. Немцы молчали: либо они тоже готовились к отпору, либо не догадывались о подходе наших войск.

На рассвете два эскадрона, в одном из которых находился и я с катушками кабеля и телефонным аппаратом, получили приказ совершить обход населенного пункта справа. Двинулись медленно, выслав вперед разведку, стараясь остаться незамеченными. Разматывая кабель, следом тащился со своей катушкой и я.

Впереди — небольшой, свободный от леса пригорок. Как передали разведчики, там — немцы, что-то делают, суетятся, как будто не подозревают о нашем приближении. Рассыпавшись в цепь, стали перебежками, маскируясь за кустами, приближаться. Уже видны были строения поселка, передвигавшиеся между ними фигуры людей и, к явному неудовольствию командира эскадрона, два танка с заведенными моторами.

Он запросил по телефону штаб:

— Что будем делать? У меня только одно противотанковое ружье и несколько противотанковых гранат. Если они атакуют, укрыться негде и отбиваться нечем.

Ответ из штаба (помнится, что отвечал заместитель командира полка подполковник Гербут):

— Они вас еще не заметили. Неожиданная атака может заставить их растеряться. С другого фланга вас поддержат.

Однако не вышло. Думаю, что мы были замечены ими раньше, они лишь подпускали нас поближе, рассчитывая на свое явное огневое превосходство.

С обоих флангов у немцев были выдвинутые вперед укрепленные пулеметные гнезда, так что мы оказались под перекрестным пулеметным огнем. Заговорили танковые пушки и минометы. Лежать под таким шквалом смертоносного огня, прикрываясь только кустиками и редкими кочками, было бессмысленно, но и отойти назад под беспрерывным кинжальным огнем невозможно. И ответить на убийственный огонь было нечем. Кроме карабинов, автоматов, гранат Ф-1 («лимонок»), которыми воспользоваться было невозможно (брошенные не из-за укрытия они поражали бросавшего).

Подгоняемые командами офицеров и сержантов, стали перебежками продвигаться вперед. Убит командир эскадрона, рядом с которым я насыпал саперной лопаткой бугорок и расположился со своим телефоном.

Вместо него принял на себя командование младший лейтенант, командир одного из взводов. Вскоре и его зацепила пуля, попавшая ему в щеку и вышедшая с другой стороны лица, вырвав клок щеки. Я достал пакет и перевязал ему голову, говорить он не мог, только жестикулировал.

Заревели моторами танки, я уже мысленно прощался с жизнью, но… они повернули в другую сторону от нас.

Как выяснилось позже, немцы легко разгадали маневр нашего командования. Направив по два эскадрона в обход, штаб полка оставил себя практически неприкрытым, поручив занять оборону разведчикам и саперному взводу. На него и направились немецкие танки с пехотным прикрытием, предоставив нам атаковать уже оставленные ими позиции.

Разогнав наши полковые обозы, принудив штабные службы спешно отступить в непроходимые для танков болота, немцы легко выбрались из кольца и отступили куда-то южнее, где в нескольких десятках километров была железнодорожная станция, еще не занятая нашими войсками.

Мы стали считать потери: в эскадроне, к которому я был прикомандирован, осталось лишь 50–70 человек, остальные, включая всех офицеров, были ранены или убиты.