Дмитрий Ломоносов - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

Посещение ресторана и зоны отдыха добавили красок к впечатлениям, оставленным в памяти городом Бремерверде. Можно лишь мечтать о том, чтобы в России город с населением в 25 тысяч жителей имел такую развитую и ориентированную на людей инфраструктуру.

После обеда мы сразу же выехали в город Хемер, находящийся в земле Северный Рейн-Вестфалия, на расстоянии около 300 километров. Там нас уже ждали. Далековато, но по дорогам Германии это расстояние было бы незаметным, если бы не испортившаяся погода.

Город Хемер, также небольшой, около 30 тысяч жителей, расположился среди покрытых лесом невысоких пологих гор. Без особого труда разыскали отель, где были нам забронированы номера. Встретил нас господин Томас — руководитель «рабочей группы» при краеведческом музее города. Организации, специально занимающейся историей лагеря, как в Бремерверде, здесь нет.

Лагерь в Хемере (шталаг VI А) существовал с 1939 года, когда сюда поступили польские военнопленные. Советские военнопленные здесь находились в столь же тяжелом положении, как и в других лагерях Германии. Об этом говорит и количество погибших — более 23 тысяч. Всего же через лагерь прошло около 160 тысяч солдат и офицеров Красной армии. Лагерь был рабочим, здесь пленные долго не задерживались, отсюда их направляли на работы на различные предприятия и в сельское хозяйство.

После окончания войны лагерь стал сборным пунктом для «перемещенных лиц» из различных местностей западной части Германии. Сюда направлялись не только военнопленные, освобожденные из лагерей, но и остарбайтеры.

В середине мая меня доставили сюда на английском санитарном автобусе и поместили в лазарет. Впервые за все время после мобилизации я лежал в настоящей кровати на простынях, укрывшись одеялом. Естественно, раны мои на ногах начали быстро зарубцовываться, и я начал передвигаться на костылях.

На главной площади лагеря все время толкался народ: искали земляков, товарищей по пребыванию в разных лагерях. Нередко разыгрывались дикие сцены: вдруг опознавали бывшего полицая, который пытался скрыться, замешавшись в толпе пленных. Если не успевала вмешаться администрация, таких беспощадно уничтожали.

Для меня особенное место в воспоминаниях занимает этот лагерь потому, что здесь произошла кардинальная смена состояния: от бесправного «хефтлинга» к свободному человеку. Я буквально наслаждался тем, что в любой момент я могу встать и пойти «куда глаза глядят».

30 апреля утром к нам в отель пришел господин Томас с переводчиком Яном Пиотровским — поляком, очень общительным и увлеченным человеком. С ним пришел и помощник Томаса Эмиль Нензель, пожилой немец, как оказалось, сам в прошлом военнопленный: ему пришлось побывать в советском плену в Риге.

В сопровождении Пиотровского и господина Нензеля мы отправились в бывший лагерь.

Теперь здесь казармы бундесвера. Металлические ворота закрыты, около них прохаживается часовой. Через ограду видны знакомые мне 3-этажные здания казарм, в которых размещались когда-то советские военнопленные. Пока Пиотровский выяснял отношения с дежурным офицером, выглядывавшим из помещения проходной, я с невольным замиранием сердца разглядывал знакомый мне пейзаж.

Те же здания из светлого кирпича, та же площадь, по которой когда-то бродили тысячи бывших пленных, собираясь вокруг тех, кто мог сообщить какие-либо новости о том, чего все с нетерпением ожидали: условия и сроки возвращения на Родину. Кое-кто успел уже получить письмо от родных и рассказывал о жизни в России. От таких «счастливцев» требовали, чтобы он прочитал письмо, и он делал это в сотый раз, пропуская интимные части текста. Услышанное бурно обсуждалось и комментировалось.

С трибуны, установленной на этой площади, украшенной портретами Сталина, Рузвельта и Черчилля, выступали представители советской комиссии по репатриации, призывая возвращаться на Родину, «которая ждет вас и встретит как героев». Несмотря на соглашение между союзниками о том, что все советские «перемещенные лица» должны быть переданы советской администрации независимо от их желания, среди пленных расхаживали агитаторы, приглашавшие приехать в Канаду, Австралию и другие страны, обещая хорошо оплачиваемую работу и отличные бытовые условия. Раздавали красочные рекламные буклеты.

Однако тяга домой у всех была настолько непреодолимой, что никакие блага земные не соблазняли. Даже просачивающиеся слухи о том, что дома не только не ждут как героев, а, напротив, направляют в специальные лагери, где допрашивают «с пристрастием», не могли поколебать страстного желания вернуться домой к родителям, женам, детям.

Переговоры Пиотровского с дежурным офицером быстро завершились, и мы получили право войти на территорию казармы им. Блюхера.

Но сначала Пиотровский обратил наше внимание на памятник, установленный справа от входа.

Памятник, сооруженный на средства, собранные солдатами казармы, благотворительные пожертвования и за счет городского бюджета, был открыт 22 ноября 1992 года.

Площадка перед памятником вымощена булыжником, взятым из мостовой улицы города (Остеншлагштрассе), по которой гнали в лагерь колонны пленных и по которой более 23 тысяч погибших отвозили на кладбище. Стена из шероховатого бутового камня символизирует непреодолимую преграду для людей, оказавшихся в плену, а заполненные решеткой ворота — закрытый для них путь к свободе.

На табличках, укрепленных на памятнике, надпись: «Мемориал на историческом месте бывшего шталага VI А создан по инициативе граждан и солдат нашего города в память о мучениях и гибели людей, находившихся здесь за колючей проволокой».

В книге об истории лагеря, изданной городом и народным университетом городов Хемер, Менде и Бальве, сказано: «Новый мемориал является символом примирения, а не обвинения, претворенного в камне. В памяти — секрет примирения»

В ожидании разрешения входа на территорию военного объекта — казарм панцербатальона бундесвера — мы беседовали с нашими сопровождающими о событиях, связанных с освобождением лагеря и первых днях свободы для его узников. Многое из того, что они рассказали, было мне неизвестно, так как я оказался здесь через две-три недели после того. Очень интересна сама процедура передачи лагеря его охраной наступавшим англо-американским войскам.

Вот как рассказано об этом в книге по истории шталага VI А.

В марте 1945 года американские войска форсировали Рейн, и к концу месяца германские дивизии, которыми командовал генерал-фельдмаршал Модель, численностью около 325 тысяч солдат и офицеров, оказалась в так называемом «Рурском окружении». В результате успешного наступления союзников части III армейского корпуса генерал-лейтенанта Байерлайна вынуждены были отступить в район городов Изерлон — Хемер. Вопреки требованию фельдмаршала Моделя Байерлайн считал дальнейшее сопротивление окруженных войск бесполезным. 12 и 13 апреля Байерлайн посетил шталаг VI А, убедился в бедственном положении находившихся в нем военнопленных и попытался наладить снабжение продовольствием. Он распорядился, чтобы была подготовлена организованная передача лагеря союзникам. Командующий танковым батальоном капитан Эрнст провел прямые переговоры с американским полковником Китцем о прекращении огня и беспрепятственном отступлении его батальона. В результате 14 апреля города Хемер и Изерлон и шталаг VI А были заняты американскими войсками без боя.