Моисей Радовский - Александр Попов

Опубликование работы Бранли побудило физиков во многих странах повторять его опыты. Всячески варьируя их, исследователи сделали новые наблюдения. Эти наблюдения Попов тщательно изучал. Впоследствии, излагая ход своих изысканий, приведших его к великому изобретению, он не преминул указать на каждый новый шаг, сделанный после Бранли. Из многих цитированных им авторов назовем имена Дж. Минчина [475]и В. Бернацкого [476].

Как уже отмечалось, Попов не довольствовался одним повторением того, что было сделано до него. Он внес новые элементы в экспериментальную технику, которой пользовались его предшественники. Хотя мы лишены записей ученого, которые подробно рассказывали бы о том, как он продвигался по избранному пути, все же то, что дошло до нас, дает возможность представить себе основные вехи, приведшие к блестящим результатам. Речь идет о воспоминаниях людей, тесно связанных с Поповым в то время, и о сохранившихся в Архиве Военно-морского флота извещениях о его выступлениях в Собрании минных и других офицеров.

Опубликованные документы и материалы рисуют следующую картину работы Попова над вопросами электрических волн и колебаний. H. H. Георгиевский, помогавший ему в подготовке лекций и демонстраций, рассказывает: «Первая серия лекций А. С. Попова, в которой мне пришлось ему помогать, происходила в 1889 г. и была посвящена интересовавшим в то время всех опытам Герца. Название лекций было „Новейшие исследования о соотношении между световыми и электрическими явлениями“. Программа лекций была следующая:

а) условия прохождения колебательного движения электричества и распространения электрических колебаний в проводниках;

б) распространение электрических колебаний в воздухе, лучи электрической силы. Отражение, преломление и поляризация электрических лучей;

в) актино-электрические явления и действие света вольтовой дуги на электрические заряды» [477].

Эта программа, опубликованная впервые в юбилейном издании Минного офицерского класса с указанием, что она заслуживает особенного интереса [478], показывает, насколько глубоко и широко понимал Попов выдвинутую им проблему. Его лекции собирали большую аудиторию; он читал их не только перед Собранием минных и других офицеров в Кронштадте, но, как мы видели, приезжал в Петербург и повторял лекции в Главном адмиралтействе, в помещении Морского музея. Они привлекали внимание Морского технического комитета. «Опыты, произведенные германским профессором Герцем, в доказательство тождественности электрических и световых явлений, — писал председатель Морского технического комитета управляющему Морским министерством, — представляют большой интерес не только в строго научном смысле, но также и для уяснения вопросов электротехники» [479].

Эти строки датированы 7 марта 1890 года и указывают на то, что в морском ведомстве уже тогда были специалисты, которые понимали важность работ Попова, когда они еще были в зародыше. Благодаря запискам его помощников удается установить — правда, только в общих чертах, — ход этих работ. «При подготовке опытов к лекциям по электрическим колебаниям, — рассказывает H. H. Георгиевский, — А. С. Попов стремился к увеличению чувствительности приемной части приборов и к уменьшению длины волны герцевской аппаратуры. Его попытки были направлены на отыскание более чувствительного и более резкого индикатора электрических колебаний, чем наблюдавшаяся в лупу искра в резонаторе или свечение разреженной трубки. В качестве индикатора он стремился применить радиометр, приводимый в движение при помощи электрических колебаний, собственноручно им самим изготовленный и демонстрированный впоследствии в Отделении физики Русского физико-химического общества 8 ноября 1894 г. [480]Он пытался также применить для обнаруживания электромагнитных волн чувствительный воздушный термоскоп, обвивал его резервуар несколькими витками проволоки, включенной в цепь резонатора» [481].

Продолжая рассказ о ходе работ Попова, Георгиевский указывает на длительные искания, приведшие, наконец, к правильному решению: «Направление работы его мысли не позволяло ему отказываться от зеркал при вибраторе, концентрирующих электромагнитные волны в параллельный пучок и дающих возможность сообщать им определенное направление. В целом ряде различных исканий А. С. Попов пытался, между прочим, укоротить длину волны и уменьшить размер зеркал. Ему удалось значительно уменьшить размеры вибратора и резонатора, а следовательно, и зеркал, и создать тип аппаратуры, немногим больший по размерам теперешней аппаратуры школьного типа. С этой установкой он легко мог воспроизводить все основные опыты по отражению, преломлению, поляризации и вращению плоскости поляризации электромагнитных волн. Для преломления электромагнитных волн он применял трехгранную призму сперва из канифоли, а затем из картона, заполненного сухими древесными опилками. Вращение плоскости поляризации он демонстрировал, пропуская электромагнитные волны через стопку деревянных пластинок с повернутыми от слоя к слою направлениями волокон, аналогично с получением вращения плоскости поляризации при помощи стопки из слюдяных пластинок. К 1894 г. А. С. Попов уже отказывается от применения зеркал и ведет попытки к обнаружению электромагнитных волн непосредственно от вибратора, а затем и вообще от любого колебательного контура» [482].

Как раз во время этих напряженных трудов Георгиевский переехал в Петербург. Заменивший его П. Н. Рыбкин так же преданно помогал Попову в его изысканиях вплоть до изобретения беспроволочного телеграфа и внедрения его на кораблях военно-морского флота. Будучи моложе Попова только на пять лет, Рыбкин пережил его более чем на 40 лет, и в дни, когда отмечались знаменательные даты, выступал в печати с воспоминаниями; в них он довольно подробно освещал тот путь, который привел Попова к его великому изобретению.

Рыбкин рассказывает не только о том, чему был очевидцем, но и о том, что, видимо, слышал от Попова. Опыты Бранли Попов стал продолжать за три года до того, как Рыбкин приехал в Кронштадт. Но в воспоминаниях последнего, написанных в 1925 году, мы читаем: «Как показал Бранли, металлические опилки под влиянием разряда далекой искры сразу изменяют свое сопротивление до минимума и при этом теряют способность принимать следующий электрический импульс. Чтобы восстановить это драгоценное свойство опилок, надо их после каждой искры встряхивать. Сначала А. С. к стрелке гальванометра приклеивал листок бумаги с легкими электродами и посыпал на них железные опилки. Во время прохождения тока стрелка сильно отклонялась, опилки от этого движения получали достаточное встряхивание, и они приобретали первоначальное сопротивление. Ток в цепи прекращался, и стрелка гальванометра спокойно останавливалась на нуле. Следующая искра, из соседней комнаты, заставляла стрелку сделать быстрое движение в сторону и снова вернуться к нулю. Этот первый опыт не мог удовлетворить А. С. Чувствительность этой системы была хороша, но система была слишком непостоянна. Пытливый ум изобретателя победил это первое препятствие, встретившееся на его пути к намеченной цели. Появилась идея о необходимости введения реле, и результаты проверки новой схемы превзошли ожидания. Чувствительность приема заметно возросла, и точность работы стала такой, что было возможно регистрировать на ленту всякие электрические импульсы без пропуска» [483].