Моисей Радовский - Александр Попов

Развернувшиеся на предварительной конференции переговоры проясняются на основании донесения И. Залевского начальнику Главного морского штаба. Оно является ценным документом, рисующим картину напряженной борьбы большинства против государств-монополистов. Вместе с тем оно показывает равнодушное, беспечное отношение правящих кругов царской России к достижениям отечественной науки. В посольстве о конференции, на которой обсуждались вопросы применения изобретения, сделанного русским ученым, ничего не знали.

«Я, — писал И. Залевский, — прибыл в Берлин вместе с профессором А. С. Поповым вечером 20 июля (ст. ст. — М. Р. ). На следующий день явился в императорское посольство, где был принят секретарем посольства г-ном Татищевым, который, однако, не будучи совершенно осведомлен относительно предстоящей конференции, не мог мне дать никаких полезных указаний» [718].

И это в условиях, когда русская делегация занимала центральное место на конференции! Значение России в истории изобретения нового средства связи было подчеркнуто в день открытия конференции. Председательствовавший министр почт и телеграфов Германии Кретке во вступительной речи [719] кратко коснулся работ ученых, заложивших научный фундамент беспроволочной телеграфии, и историю ее начал с трудов Попова. «В 1895 году, — говорил Кретке, — Попов при производстве опытов для обнаружения электрических нарушений в атмосфере пришел на мысль воспользоваться волнами Герца для передачи телеграфных знаков, и он устроил первый аппарат искровой телеграфии».

Попов, таким образом, имел все основания написать жене: «Я должен быть очень доволен тем вниманием, которое мне отдавали все делегаты. Начали французы и немцы, а за ними потянулись и другие. В речи министра, при открытии конференции, мое имя было упомянуто в надлежащем месте и в должной форме, впереди Маркони. Компания Маркони, которую поддерживали англичане и итальянцы, не может добиться в свою пользу ничего» [720].

Донесение Залевского дополняет то, что нам стало известно из краткого письма Попова. Уже в начале своего рапорта делегат морского ведомства писал: «С первого же дня обнаружилось, какого направления намерены держаться делегаты разных национальностей. Англичане и итальянцы, как и следовало ожидать, стали сразу в оппозицию. Соединенные Штаты старались держаться среднего направления, которое обеспечило бы им наибольшую свободу действия. Остальные государства соединились вместе, поставив себе целью ограничить в возможно большей степени аппетиты маркониевской компании и уничтожить ее монополию».

Из записки Залевского видно, как сплоченно выступали делегаты разных стран, отвергая с негодованием «даже мысль, что устройство береговых станций и их эксплуатация могли быть переданы в руки какой-нибудь частной компании». Залевский красочно рассказывает о выступлении представителя Франции Борделонга, который, «обладая выдающимся даром слова и ясностью мысли, блестящим образом разбивал доводы англичан и итальянцев в пользу монополии Маркони и заставил первых остановиться лишь на бездоказательном упорстве, а вторых сознаться в невозможности для себя присоединиться к мнению большинства лишь ввиду обязательств, принятых Италией относительно компании Маркони (по слухам итальянское правительство уплатило компании 800000 франков)».

Таким образом, агенты Маркони получили единодушный отпор, однако он, как и всякий делец, не отличался щепетильностью и только усиливал свои домогательства. После поражения на предварительной конференции англичане рассчитывали добиться удачи на главной или решающей (так называли предстоящую конференцию), на которой должны были быть выработаны обязательные для договаривающихся стран правила. Для этого представитель Англии прибег к следующей уловке. Он предложил пригласить на предстоящую решающую конференцию делегата от Японии, хотя предполагалось созвать представителей только морских держав Европы и США.

Замысел английской делегации было не трудно разгадать. Напряженные русско-японские отношения были всем известны. Все знали, против кого так лихорадочно вооружается Япония и кто ей в этом помогает. При таких обстоятельствах согласиться с предложением англичан означало ослабить позиции тех, кто боролся против их засилья. Одним из первых это понял председательствовавший на конференции заместитель министра почт и телеграфов Германии Зидов, принявший соответствующие меры. В своем донесении Залевский сообщил: «Этот вопрос, однако, был заблаговременно обдуман… г-н Зидов частным образом поговорил со мною, желая знать мнение нашего правительства о том — следует ли принимать Японию или нет? Высказывая мой личный взгляд на дело, без ручательства, что он будет разделен и моим правительством, я ответил, что участие Японии нежелательно ввиду усиления оппозиции, что даст англичанам более твердую почву под ногами».

Об этом же публично заявил французский делегат Ломб. Он наглядно показал, что все будто бы безобидные предложения англичан преследуют одну цель: принудить делегатов других стран принять такие решения, которые обеспечили бы монополию английских капиталистов.

Все материалы первой международной конференции по беспроволочному телеграфу рисуют ту напряженную обстановку, в которой новое средство связи прокладывало себе путь к дальнейшему развитию. Как и другие важнейшие научно-технические начинания, повсеместное внедрение радиосвязи столкнулось с организованной силой капиталистических фирм, видевших в каждом новом завоевании научно-технической мысли прежде всего источник обогащения, который необходимо захватить в свои руки и обладать им безраздельно. Вместе с тем сохранившиеся документы красноречиво свидетельствуют об упорной борьбе против подобных притязаний.

Состоявшаяся конференция была предварительной (она так и называлась). Созыв генеральной конференции был назначен на следующий год, но этому помешала Русско-японская война. Конференция состоялась лишь в 1906 году [721], когда Попова уже не было в живых.

Изобретатель радио занимался педагогическим трудом на протяжении всей своей жизни — со дня окончания университета до кончины, наступившей внезапно на сорок седьмом году жизни. Все, что мы знаем о нем, свидетельствует о его недюжинных педагогических способностях. Больше всего Попова привлекала работа в лаборатории. «Его тянуло к живой лабораторной научной работе, — писал Любославский, — к такой деятельности, при которой можно было бы не только самому работать, но и своими мыслями и знаниями обмениваться и делиться с другими» [722].