Алексей Смирнов - Козьма Прутков

В 1991 году вся эта налаженная система рухнула, и некоторое время казалось, что разнообразие мнений вот-вот поставит крест на трудах Козьмы Пруткова, сделает его проекты объектом сугубо исторического, академического интереса. Но бюрократия воспрянула, роль проводника «руководительных взглядов» взяло на себя государственное телевидение, а риторика «Единой России» в начале XXI века снова пытается придать актуальность прутковскому Проекту единомыслия, возвращающему нас на полтора столетия вспять.

Двумя столпами художественной системы Козьмы Пруткова стали пародия и алогизм. Рассмотрение опусов Козьмы, созданных им в разных литературных жанрах, показывает, что пародийность пронизала их все без исключения. Он пишет не афоризмы, а пародии на афоризмы; не церемониал, а пародию на церемониал; не проект державного «единомыслия», а пародию на проект. То же самое можно сказать и о его пьесах, баснях, «переводах», стихотворениях. Пародийная интонация, передразнивание, насмешка, преувеличения, карикатурность присутствуют во всем.

Пародия есть художественное искажение прототипа. В стилевой пародии у Пруткова деформации подвергаются язык и стиль образца, характер мышления автора, его эстетические пристрастия. Но это деформация сугубо художественная, то есть несущая в себе существенные черты первообраза, делающая его абсолютно узнаваемым и вместе с тем как бы смещенным, искривленным, повернутым своей смешной стороной.

Пушкин высоко ценил искусство пародии именно как художественного искажения, стилевого перевоплощения. В миниатюрной заметке «Англия есть отечество карикатуры и пародии…» он пишет о том, что на Британских островах «всякое замечательное происшествие подает повод к сатирической картинке; всякое сочинение, ознаменованное успехом, подпадает под пародию. Искусство подделываться под слог известных писателей доведено в Англии до совершенства. Вальтер Скотту показывали однажды стихи, будто бы им сочиненные. „Стихи, кажется, мои, — отвечал он, смеясь, — я так много и так давно пишу, что не смею отречься и от этой бессмыслицы!“ <���…> Сей род шуток требует редкой гибкости слога; хороший пародист обладает всеми слогами…» [335] Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л., 1978. Т. VII. С. 101. . И слогом Бенедиктова или Полонского, и слогом Щербины или Фета, и слогом Плещеева или подражателей Гейне…

Прутков — хороший пародист.

Именно пародист, а не подражатель, как называл он себя в пылу спора. Пародия включает в себя стилизацию, но она — понятие более широкое, нежели стилизация. Подражание воспроизводит форму прототипа, не изменяя его функцию, — серьезное остается серьезным; тогда как пародия, воспроизводя форму прототипа, деформирует его функцию — серьезное становится смешным. За какое бы солидное подражание ни брался Прутков, оно всегда окрашено смехом — и потому меняет свою функцию, превращаясь в пародию. А сам Козьма Петрович являет собой пример пародической личности, совмещая в себе черты литературного героя и автора, персонажа и реального лица.

«Явление Козьмы Пруткова… — пишет Тынянов, — любопытно полным, завершенным характером пародийной личности, не опирающимся на какую-либо живую литературную биографию (вся биография выдумана. — А. С.). Стихи его коллективных создателей — Ал. Толстого и бр. Жемчужниковых — отличны от его стиля.

Явление пародийного псевдонима — вовсе не одинокое, общее журнальное явление 50-х годов. <���…>

Псевдоним обрастает отношениями в журнале и постепенно конкретизируется. Циклизация пародийных стихотворений и стихотворений пародически-шутливых, а также и пародической прозы завершает эту конкретизацию. С. А. Венгеров когда-то недоумевал, как связать такие мастерские, тонкие литературные пародии, как „Тихо над Альгамброй…“ („Желание быть испанцем“. — А. С.), с лицом чиновника Пробирной Палатки (мы помним, что подобные сомнения высказывал и В. С. Соловьев. — А. С.). Прямой, само собой разумеющейся связи нет — и это-то больше всего и является причиною того, что К. Прутков явился не только псевдонимом пародистов, но и стал пародической личностью.

В произведениях этого псевдонима -пародиста, разумеется, главной была установка на пародируемые произведения, соотнесенность с ними, но единство пародического стиля не мыслится как простое, несложное (здесь — ответ на вопрос о том, почему Козьма слишком разный: в баснях и афоризмах — один, в стихотворных пародиях — другой, в „гисторических материалах“ — третий, в шуточных стихах — четвертый… По Тынянову, Козьма порой не похож на самого себя именно оттого, что разнообразен его пародический стиль. Он каждый раз таков, каков предмет его внимания. — А. С.). Циклизация пародий с шуточными стихами, в которых речевой рупор конкретен, — окрашивает и эти пародии в известные речевые тона.

Пародическая личность Козьмы Пруткова подсказана стилевым подходом. Ее конкретность вовсе не зависит от „биографии“ не только ее коллективных создателей, но и вымышленной биографии, так как эта биография очень несложна и кратка» [336] Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 309. .

По ходу нашего жизнеописания мы имели возможность убедиться в том, насколько Козьма Прутков независим от биографии своих создателей, да и от своей собственной, ибо служба «в гусарах», а позже на посту директора Пробирной Палатки нашла очень незначительное отражение в его опусах. Теперь нам предстоит убедиться в том, насколько отлично от его стиля творчество его попечителей, когда оно выходит за рамки прутковского круга.

Читателей, особенно воспитанных в современном духе спортивного соперничества, волнуют не только работы того или иного мастера, но и место, занимаемое им в профессиональной иерархии. В искусстве, где результат не поверяется строгой цифрой, составление таких иерархий дело многосложное и деликатное, чисто качественное, зависящее от квалификации и добросовестности экспертов. Вместо пьедесталов почета с четко обозначенными позициями чемпионов здесь гораздо более расплывчато говорят о «рядах». Поэт первого ряда, поэт второго ряда… Бывает, что со временем поэтов меняют местами, пересаживают из одного ряда в другой: приближают или отдаляют. Но по прошествии солидного срока, скажем, ста лет, все более или менее устанавливается. Выявляются гении (если они были), определяются первые и вторые ряды. Такова практика, согласны мы с ней или нет. Хотя, по нашему мнению, творческое множество лучше представлять не рядами, а небосклоном, где рождаются и умирают или пребывают вечно звезды разной величины, разной силы света и разной близости к нам. Тут находит себе место каждый, а личные амбиции корректирует суд времени.