Борис Ефимов - Десять десятилетий

— Написано живо. Доходчиво. А что, товарищ Кольцов, неплохо бы в таком же духе написать о товарище Сталине.

Это было в его манере, говорить о себе в третьем лице.

— Я готов, товарищ Сталин, — ответил Кольцов.

— Ну, вот и отлично, товарищ Кольцов. Помирать я пока не собираюсь, успеем об этом поговорить.

Присутствовавший при этой беседе Ворошилов прибавил:

— Мы с вами, Михаил Ефимович, съездим на Ближнюю дачу. Кстати, там послушаете, как товарищ Сталин поет.

Как мне рассказывал брат, Сталин при этом усмехнулся и сказал:

— Если выпьем, то вместе и споем….

Рассказывая о Горьком, я упомянул его статью о своих друзьях-карикатуристах, «единосущной троице» — Кукрыниксах.

…Широкое, емкое это понятие — художник. Правда, по давней традиции, а может быть, в силу некой инерции мы привыкли обозначать этим словом прежде всего живописцев, графиков, плакатистов, но если подходить к этому понятию более широко, то можно сказать, что художник — это и писатель, и артист, и композитор, и конструктор, и хирург, и модельер, и токарь, и любой другой, талантливо владеющий своей профессией мастер, умелец, виртуоз.

…Три несколько застенчивых, но уже уверенных в себе паренька вошли в крохотную комнату, где располагалась редакция литературно-художественного и иллюстрированного журнала «Прожектор», издаваемого газетой «Правда». Они принесли несколько дружеских шаржей на известных советских писателей — Леонида Леонова, Всеволода Иванова, Федора Гладкова и еще кого-то. Шаржи были похожие и смешные. Они всем понравились. Понравились и сами ребята. Они оказались студентами ВХУТЕМАСа (Высших художественно-технических мастерских) — известного в ту пору художественного института. Один из пареньков был длинный, худощавый, с пышной шевелюрой и в пенсне с цепочкой за ухом, по фамилии Куприянов. Второй — ему по пояс, маленький, лысеющий, длинноносый — Крылов. И третий — красивый, с ниспадающим на лоб есенинским чубом — Соколов. Это и были всемирно известные впоследствии КУКРЫНИКСЫ.

По моему глубокому убеждению, каждый из Кукрыниксов в отдельности по своему таланту и способностям стал бы выдающимся живописцем, карикатуристом, мастером книжной иллюстрации, но какой-то таинственный, непостижимый «компьютер» выбрал их троих среди десятков других одаренных студентов ВХУТЕМАСа, объединил, спаял и тем создал трижды талантливую, трижды трудолюбивую, трижды изобретательную и трижды остроумную «единосущную и нераздельную троицу», оставшуюся по сей день уникальной в истории мирового изобразительного искусства. Я не знаю другого подобного органичного «сродства», творческого, нравственного, интеллектуального. Эта удивительная слитность характеров и талантов оставалась нерушимой на протяжении шестидесяти пяти лет. И все эти годы меня связывала с «троицей» на редкость искренняя, подлинная, не омраченная даже тенью какой-либо зависти или недоброжелательства мужская дружба. Давно ушли в мир иной Миша Куприянов и Порфиша Крылов. Свято хранит верность их памяти Коля Соколов (Никс) [2] Книга уже готовилась к печати, когда (в апреле 2000 г.) Николай Александрович Соколов скончался. (Примеч. ред.) . И так же нерушима наша с ним дружба. Ни возраст, ни состояние здоровья не позволяют нам общаться непосредственно, но не проходит дня, чтобы мы не обменялись по телефону настроениями, новостями, мнениями обо всех происходящих в мире событиях, не поведали откровенно друг другу свои, не всегда радующие нас домашние и семейные обстоятельства.

Как-то, к двадцатилетию их совместной работы, я написал стишок, который позволю себе привести:

…Одним из значительных культурных событий 30-х годов был, несомненно, выход на экран первой полнометражной советской кинокомедии «Веселые ребята». В главной женской роли — Любовь Орлова, в главной мужской — Леонид Утесов. Режиссер — еще молодой Григорий Александров. Как-то в симпатичном летнем ресторанчике в садике при здании ЖУРГАЗа я оказался за одним столиком с Утесовым и взглянул на него с удивлением.

— Что с вами, Леонид Осипович? — спросил я. — Зачем вы покрасили волосы перекисью водорода?

Действительно, черноволосый Утесов превратился в светлого блондина. Утесов махнул рукой и коротко ответил, не вдаваясь в подробности:

— Снимаюсь в кино.

За обедом Утесов затронул тему, которая, я знал это, была для него больной — о присвоении почетных званий деятелям искусства, и в частности артистам. И он мастерски изобразил сценку, которую я как-то уже видел в его исполнении.

Провинциал, пришедший в клуб мастеров искусств, спрашивает у москвича:

— Скажите, пожалуйста. Кто вот это сидит за тем столом? Такой важный…

— Это? Как же. Это народный артист, орденоносец, лауреат такой-то премии… фамилию не помню.

— А вот этот? За тем столом?

— Этот? Заслуженный артист, орденоносец, дважды лауреат… Забыл фамилию.

— А вот этот?

— Дважды орденоносец. Народный артист… Забыл фамилию.

— А вот этот, только что вошел?

— Это? Да это просто Игорь Ильинский.

Эту ситуацию Утесов годами ощущал на себе. При огромной его популярности званиями и почестями его старательно обходили. Забегая вперед, напомню, что после триумфального успеха «Веселых ребят» режиссер Григорий Александров был награжден орденом, Любовь Орлова — званием заслуженной артистки республики, а Леонид Утесов, исполнитель главной мужской роли, — фотоаппаратом!..

Успех «Веселых ребят» был вполне заслуженным. Веселая, озорная комедия всем понравилась. А звонкие песни Василия Лебедева-Кумача на прекрасные запоминающиеся мелодии Исаака Дунаевского: «Легко на сердце от песни веселой», «Сердце, тебе не хочется покоя» — поют до сих пор.

Но если оценивать «Веселых ребят» по большому счету, то, на мой взгляд, режиссура Григория Александрова далеко уступает мировым стандартам этого жанра. Я уже не сравниваю ее с великими произведениями Чарли Чаплина. Но «Веселым ребятам» далеко и до многих французских и итальянских комедий. Говоря об Александрове, отдавали должное и высоко оценивали не столько его режиссерские таланты, сколько его деловые и пробивные способности, умение завоевывать симпатии вышестоящих товарищей. В бытность руководителем кинокомитета СССР Бориса Шумяцкого Александров почти официально считался его любимчиком. Когда Шумяцкого сняли с этого поста, то, помню, кто-то заметил, что Александрову понадобится примерно минут сорок, чтобы стать любимчиком у его преемника. А когда на собрании в Доме кино прорабатывали опального Шумяцкого и заодно говорили не очень лестные слова по адресу его любимчика, то Александров уверенно заявил с трибуны: